Зато после последнего высказывания до меня стало доходить, что вообще тут происходит...
- Гарет, - тихо позвала я, мельком следя, куда меня так стремительно тащат, смазанной тенью скользя по стеночке, чтоб не привлекать лишнего внимания. - Гарет, они что, приняли меня за парня?
- Ага, - Бесноватый прямо таки лучился радостью от учинённого скандала. - Погоди, это еще не все!
Оказалось, направлялись мы в ризницу, где нам полагалось ждать церемонии и торжественного выхода невесты. Об этом, также как и о том, что к алтарю меня поведет Гарет, мне сообщили на ходу. Когда же я спросила, почему меня поведут не от главного входа через весь Храм, ответили, что к тому времени набьется столько народу, что пришлось бы идти по головам. Так торжественно-красиво хотели все сделать на свадьбу Пенелопы Веридорской, даже по бокам ковровой дорожки стражу поставили, чтобы толпу сдерживала, но добились лишь того, что народу стало еще больше. В итоге пришлось Бесноватому разгонять всех любопытных своим грозным рыком, а жениху у алтаря - в спешном порядке отпаивать водой Отче, на которого от пережитого стресса напала жуткая икота, и он никак не мог начать обряд.
До ризницы добрались мы достаточно быстро, даже не переполошив кучковавшихся ближе к алтарю аристократов (это сейчас их относительно мало, а вот потом мой кортеж доползет...). Уже внося меня в светлую, достаточно просторную комнату, Гарет шепнул мне прямо в ухо:
- Когда к стене притисну, стони, да погромче.
Я уставилась на него круглыми глазами, но вместо пояснений мужчина кивнул головой на что-то у дальней стены. Повернула голову... и обалдела! Первое, что я увидела, это крупногабаритную спину, но не широкую, как у Гарета, а принадлежащую, судя по всему, грузному мужчине, с задранной до поясницы белоснежной рясой с золотой оторочкой и спущенными штанами! За широченной мужской фигурой угадывалась и женская, причем, судя по видимой мне обнаженной ноге с черным подолом где-то на самом верху бедра, чулок на монашке не было, уж не знаю, какдело обстояло с остальным бельем...
От рассматривания меня отвлек Гарет. Сперва Бесноватый, прищурив один глаз, что-то пробормотал под нос... и спущенные портки, на краткие мгновение вспыхнув, осыпались пеплом! И мужчина в рясе, кажется, этого даже не заметил! А потом меня, как и обещали, притиснули к стене. Что ж, отыгрываю свою партию. Услыхав мой протяжный стон, монашка тоненько взвизгнула, а ее любовник подскочил, попытался нашарить внизу штаны, чтобы подтянуть, ожидаемо нашарил только пустоту, но не растерялся, а одернул рясу, спускающуюся практически до пола, и с выражением праведного гнева на лице обернулся к нам лицом.
- Ты, богопротивный сын Хаоса! - перст, увенчанный массивным золотым кольцом с ослепительно сверкающим крупным камнем, обличительно ткнул в Гарета. - Как смеешь ты, презренный грешник, осквернять своим присутствием и бесовскими игрищами обитель Единого?!
А вот тут мне стало обидно за Гарета. Этот надменный толстяк с тройным подбородком и поросячьими глазками сверкал тут голым задом, а теперь на моего друга гневно слюной брызжет!
- Святой отец, - как могла вежливо обратилась к поборнику нравов, - у вас ряса спереди задирается...
"Святой" бросил озабоченный взгляд вниз, узрел, что его одеяние выглядит вполне пристойно, и, побагровев, начал орать уже на меня:
- Ах ты срамница! Как смеешь ты осквернять мой слух своими грязными намеками и совращать своими словами умы...!
- Вот именно, Ник, чего-то ты переборщила, - перебил его Гарет, меряя фигуру мужика насмешливым взглядом. - У преподобного Отче и намека на что-то совращающее нет, даже рясе топорщиться не от чего, а ты тут намеки развела...
- Мерзавцы! - припечатал - о Боги, действительно, Отче?! - гордо вздернув все три подбородка и направляясь прочь. - Выжечь из вас скверну можно только калёным железом!
- О да! И вырвать грешный мне язык! - крикнул ему вдогонку Бесноватый, а потом, видимо, для ошарашенно хлопавшей на нас глазами монашки, так и не сдвинувшейся с места, пояснил. - Конечно, мой язык грешен. Уж в каких местах он побывал, мммм...
Монашка истошно завопила и вылетела из ризницы с похвальной для ее дородной фигуры быстротой.
4.4
Смех смехом, а мандраж меня не миновал. Под скептическим взглядом Гарета я мерила ризницу шагами, выкручивая пальцы и лихорадочно пытаясь удержать в голове хоть одну связную и желательно разумную мысль. Ну вот то со мной, спрашивается? Страх? Нет... Волнение? Что-то вроде. Но почему? Потому что как-никак выхожу замуж? Но ведь это все фиктивно. Может, это дают знать о себе родные северные устои, ведь у меня на родине провернуть такое было бы нарушением всех законов? Или, может, все дело в том, что по дороге к Храму я расслышала, как держащийся у меня за спиной Красавчик шепотом спросил Чернека, чувствует ли он присутствие Хозяина? Если дело действительно в Себастьяне, то всплывает другой вопрос: я опасаюсь его появления или, напротив, жду его? Как бы то ни было, но что-то внутри меня беспокойно ворочалось и подсказывало, что этот час многое принесет в мою жизнь. Хорошее или плохое? Зависит от слов, произнесенных перед алтарем. Согласно обряду, жених и невеста приносят клятвы (не заученные формулировки, каждый говорил и обещал что-то свое, от сердца), которые слышит Единый и, если он принимает их и благословляет союз, его лик в желтоватом свете церковных свечей на миг озаряется чисто белым светом. Конечно, последнее происходило далеко не всегда и отсутствие божественного одобрения отнюдь не означало, что брак не состоялся... Но если Единый и правда услышит наши клятвы, как можно врать Ему? И какие слова, интересно, скажет мне Галахат? Что будет любить до конца жизни меня и моих детей? Вообще-то это правда, любят ведь не только жену и своих детей, но и сестру с племянниками. Наверное, что-то такое надо сказать и мне...