Хм, второй раз за день мне это предлагают. Ну так и я не против повеселиться!
На мое протяжное "А!... А... Ааааа... Ммммм!..." реакция из-за простыней последовала более бурная: до нас донеслось одобрительное бормотание, а стоящие к нам спиной девицы стали смущенно переминаться с ноги на ногу. А уж когда Азизам, изо всех сил сдерживая смех, застонал со мной дуэтом, несчастные "ширмы" подпрыгнули и начали нервно комкать края простыней.
"Охальники!" - сказала бы Матушка, увидя, что мы тут устроили. Ну, а нам весело!
Однако не всю же ночь нам тут песню страсти выводить?
- Слушай, Азизам, - зашептала я брату. - Сколько мы будем этот фарс разводить.
- Часа два, никак не меньше, - с абсолютно серьезной миной заявили мне.
Сколько?! Да я подпрыгнула бы из положения лежа, если бы на мне не развалился женишок. А эта зараза венценосная еще и беззвучно хохочет, глядя на мое выразительное выражение лица.
- А чего ты ждала? Подданные не должны сомневаться в мужественности своего короля!
Ах, вот как? Ну, держись, почти-Величество!
Воспользовавшись тем, что брат не ждал от меня активности, подгадала момент, когда он сполз вниз и, вынырнув из-под него одним плавным движением и перекинув через него ногу, лихо оседлала, умудрившись ещё и перевернуть его на спину. У Галахата глаза на лоб полезли от моей акробатики. Ха, не ожидал? Да я с пяти лет на необъезжанных жеребцах без седла скачу, что мне стоит принца оседлать?
Дружный "ох!" из-за простыней возвестил, что и там мой кубильт заценили.
- Ну вот, в мужественности молодой королевы теперь никто не усомнится, - оскалился Галахат, и я хотела было ответить ему улыбкой...
Но тут почувствовала, как Дар забурлил в груди, вырываясь наружу. Что творится? Куда рванулась моя магия?! Ладно, сейчас узнаю, а Галахат пускай сам выкручивается, как знает! Прикрыла глаза и уплыла в знакомую черноту...
***
Почему-то я сразу поняла, что это не воспоминания. Тогда что? Не знаю, но стало не по себе, стоило взглянуть на знакомый пейзаж, на который будто легла гигантская тень: Черный пруд, на чернильных водах колышутся белоснежные лилии, проклятый обрыв сулит безвременную кончину в омуте всякому, чья нога сорвется с неверного берега... и на самом его краю, скрючившись в три погибели, сидел, подогнув под себя ноги, мужчина. Обкромсанные спутанные пряди, своей чернотой оттеняющие молочно-белую кожу, длинные тонкие нервные пальцы вцепились в предплечья так, что точно синяки останутся, ссутуленные худые плечи, впалая грудь, тяжело вздымающаяся в разорванном вороте рубахи... А еще он выл. Не громко, не жалобно, а как-то отчаянно, как зверь, у которого не выходит повернуть морду так, чтобы отгрызть конечность, попавшую в капкан. Длинное худое тело, обдуваемое всеми ветрами, раскачивалось на самом краю, еще чуть-чуть и полетит вниз.
- Что с вами?! - воскликнула я, подбегая к нему и со всей силы потянув на себя, чтобы перестал крениться над самым омутом. - Кто вы?!
Незнакомец безвольной куклой завалился на траву. Ладно, так уже лучше... Убрала волосы с лица и вгляделась в черты. Хм, не красавец, конечно, но милый. Что-то знакомое... Видела когда-то? Не помню... Ладно уж, может, потом соображу.
Мужчина не спешил открывать глаза, зато на бескровных обветренных губах появилось подобие улыбки.
- Услышала... Слава Богам...
- Вы знаете меня? Что с вами? - медленно и четко проговаривая слова, снова спросила я. Кто знает, может, он головой ударился... Но говорить ему, кажется, и правда тяжело. Да и вообще вид у него скорее дохлый, чем живой.
- Ника... Ты - Ника... - выдавил из себя мужчина, а дальше понес какую-то ахинею. - Ты - дитя Агнешки, поэтому он тебя хочет... Но ему нужна не ты, а она... он любит ее и хочет вернуть, изгнав тебя... Ника! Ника, ты должна бежать!
- Тихо - тихо... - Бредит, что ли? Да нет, лоб холодный, я бы даже сказала ледяной. Как у мертвеца. - Я вас не понимаю, от кого я должна бежать?
- От меня... от нас... Нам не одолеть его... и когда нас подавит, он заберет тебя... потому что он любит ее... Прости меня, Ника!
- Боги, да за что простить?
- Прости, я не люблю тебя... ты славная... я рад за брата...
Так, насколько я понимаю, спрашивать что-то бесполезно. Ладно уж, пусть сам говорит, что хочет, а я просто посижу тихо рядом, поглаживая всклокоченные волосы.
- Он еще может вырваться... если убьет меня и расколет свою часть сердца... А я ухожу... Не могу больше, нет сил больше цепляться... И ведь никто даже не поймет, что меня уже нет... Хотя я даже не знаю, существую ли я сейчас, что уж говорить о каком-то "потом"...