- Ты не будешь ничего ни у кого отнимать, - устало вздохнул Вождь. - Ладно, опустим тот момент, что весь Северный Предел принадлежит тебе по праву. Тогда скажи мне вот что: как ты собираешься жить, сын? Думаешь, я не знаю, что каждый наемник северных земель грезит добыть твою голову и озолотиться, получив заслуженную награду от благодарных северных аристократов за убийство моего единственного ребенка. Даже если я женюсь и обзаведусь еще десятком детей - хотя этого никогда не будет - тебя это не спасет, ты то, как ни крути, старший. И брак с твоей матерью признали незаконным только потому, что Отче устроила сумма подношения моих "добрых друзей".
- Я не хочу и не буду всю жизнь вариться во всем этом! - оборвал отца Чарли. - Я собираюсь попробовать осесть здесь, в Веридоре. Если мне удастся выслужитья и получить титул и, чем Боги не шутят, поместье в придачу, ни один веридорец не вспомнит о том, что я "ублюдыш". А на родине я родился никем, никем и останусь.
- Ты не никто, Чарли. Ты - мой сын! Ты - сын своей матери и по праву сюзерен Северного предела. Ты - носитель Дара Воина, ты сильнейший и ты достоин занять трон Саратского Вождя. Поэтому ты будешь бороться за леди Николь на Охоте и, - усмешка, - конечно же, одержишь верх. Потому что проиграть не можешь...
***
Вспоминая предвкушающую улыбку отца, чуть не навернулся о придорожный камень. До сих пор не верилось, что отец действительно припомнит древнее Право северных земель и настоит на его исполнении. Во-первых, сестра уже успела обвенчаться. А во-вторых, Вождь, конечно, может предложить и даже настоятельно порекомендовать соблюсти эту традицию, но все равно объявлять Охоту на невесту может только сама невеста. Ника что, с ума сошла, на такое соглашаться?!
8.2
"Фух, ну слава Агнешке, дотопали!" - чуть не вслух высказался Чарли, когда, после нескольких часов шатания по столичным закоулкам они затемно наконец дотащились до пустыря, где в темноте едва проступали очертания помпезных мемориалов и чугунных витых оград, в рядом с ними соседствовали сиротливо выглядывающие из земли небольшие могильные камни и покосившиеся заборчики, а чуть дальше чернели склепы королевской семьи: склепы "отпочковавшихся родов", чьими основателями стали двенадцать старших братьев Бастарда Тьмы и Безжалостной королевы, и главный, где покоились тела Рагнара и Веридоры, Персиваля и Анивер, Пенелопы и Седрика... и стоял еще один саркофаг с выбитым на нем именем "Персия, дочь Хранителя", в котором не было самой усопшей, только рыжела на дне скрученнная хитрым узлом прядка огненно-красных волос. Тело первой принцессы Веридорской не привезли после ее смерти на родину, приняв во внимание ее последнюю волю. Персия лежала в усыпальнице, запрятанной в непроходимых джунглях на самом юге Порсула, рядом со своим вторым мужем чернокнижником Ардеширом и в окружении его богатств и собственноручно сделанных им артефактов. Никто наперечет не знал всех сокровищ Ардешира, поэтому, когда разбойник Янислав по заказу Великого султана Порсула отыскал усыпальницу и привез восточному владыке только Око Всевышнего и перстень с джином, пришлось на слово поверить, что это все. Он же привез в Веридор прядь волос Персии и, поговаривали, какой-то особый подарок своей спасительнице, великой королеве Пенелопе...
Но Чарли интересовали вовсе не досужие сплетни, связанные с этим местом, а то, что весь склеп был полностью из базальта. Нашарив за пазухой ключ от тяжелого замка и в который раз помянув добрым словом молоденькую симпатичную дочку дворцового ключника, много лет назад подарившую ему возможность проходить езде, не расходуя итак скудный резерв, Красавчик из последних сил доволок Чернека до пустующего, раскрытого саркофага Персии, широченного, словно на двух широченных мужиков рассчитанного, сгрудилось друга внутрь, а сам повалился прямо на пол, нимало не обращая внимания на то, что растянулся на голом камне. Глаза закрылись сами собой. Боги, как же хорошо...
***
Чарли не знал, на сколько он забылся тревожным сном, в клиром то и дело мелькали смутные образы лорда Сердика и королевы Пенелопы (может, дело в том, что он уснул рядом с из прахом, или все же совесть тревожит?). Вернуло его в реальность осторожное прикосновение к лицу. Пальцы касались его едва-едва, робко, словно девичьи... Приоткрыл мутные ото сна глаза: и правда девица. Худенькая, чуть ли не прозрачная, обрезанные чёрные волосы едва ли ниже оголенных плеч падают, лицо измождённое... а на лице вокруг глаз тени чёрные, щеки впалые да губы бескровные... а на шее грубая пеньковая веревка петлей висит, а над ней след красный, как от удушья. Мертвая висельница склонилась к Красавчику, обдав его трупным смрадом, показала в оскале почерневшие зубы и хрипловатым голосом прошептала: