– Наставлениях от моего Мрака?
Аблойк помог мне подняться и обнял – не в любовном порыве, а чтобы успокоиться, как это в обычае у фейри. Дотронуться друг до друга, сбиться в кучу во тьме, словно прикосновение чьей-то руки удержит все беды вдали.
– Да, – сказал Мистраль.
– Врешь, – сказала королева, и последнее, что я успела разглядеть в навалившейся тьме, – это мерцание клинка в ее руке. Раньше она прятала его в платье.
Не успев подумать, я крикнула:
– Нет!
Ее голос выполз из тьмы и прошелестел по моей коже:
– Племянница моя Мередит, ты и вправду запрещаешь мне наказать моего собственного стража? Не твоего, а моего, моего!
Тьма стала гуще и тяжелее, дышалось с трудом. Я знала, что Андаис так умеет сгустить воздух, что мои смертные легкие не смогут его вдохнуть. Только вчера она едва меня не убила, когда я вмешалась в ее "развлечения".
– В засохшем саду дул ветер. – Бас Дойла прозвучал так низко, так глубоко, что будто отдавался у меня в позвоночнике. – Ты сама это почувствовала и отметила.
– Отметила, да. Но ветра уже нет. Сады мертвы, как и были.
В темноте вспыхнул зеленый свет. Дойл держал в ладонях горсть желтовато-зеленых языков пламени. Так проявлялась одна из его рук власти. Я как-то видела, как это пламя наползло на нескольких сидхе и заставило их мечтать о смерти. Но, как многому в волшебной стране, этому огню можно было найти и другое применение. В темноте он давал желанный свет.
При свете стало видно, что подбородок Мистраля задирают кверху уже не пальцы, а клинок. Меч королевы, Мортал Дред. Один из немногих артефактов, которые могли воистину убить бессмертного сидхе.
– Что, если сады могут снова ожить? – спросил Дойл. – Как ожили розы в приемной?
Андаис улыбнулась на редкость неприятно.
– Предлагаешь пролить еще немного драгоценной крови Мередит? Плата за оживление роз была именно такой.
– Не только пролитие крови дарит жизнь.
– Думаешь, ваш трах сумеет оживить сады? – усмехнулась она, лезвием вынуждая Мистраля приподняться на коленях.
– Да, – ответил Дойл.
– Хотела бы я посмотреть.
– Вряд ли что-то выйдет в твоем присутствии, – сказал Рис. Над его головой появился белый огонек. Небольшая мягко светящаяся сфера, освещавшая ему путь. Такой огонь умели вызывать почти все сидхе и многие малые фейри тоже; мелкое волшебство, знакомое многим. А мне, когда нужен был свет, приходилось искать фонарь или спички.
Рис медленно шел к королеве в мягком ореоле своего света.
– Немного траха после веков воздержания – и ты осмелел, одноглазик, – сказала она.
– Трах подарил мне счастье, – поправил он. – А осмелел я от этого.
Он поднял правую руку, показывая королеве внутреннюю сторону руки. Света было мало, и стоял он не тем боком ко мне, так что я не разглядела, что же там такого необычного.
Андаис сперва нахмурилась, а когда он шагнул ближе – удивленно распахнула глаза.
– Что это?
Но рука у нее опустилась, так что Мистралю не нужно было теперь тянуться вверх, чтобы уберечься от порезов.
– Именно то, что ты думаешь, моя королева, – сказал Дойл, тоже шагая к ней.
– Стоять обоим!
Она подкрепила приказ, снова вздернув голову Мистраля.
– Мы ничем не угрожаем королеве, – заметил Дойл.
– Может быть, я угрожаю тебе, Мрак.
– Это право королевы, – сказал он.
Я хотела уже его поправить, потому что теперь он был капитаном моей стражи, не ее. Она не имела права ни с того ни с сего ему угрожать, черт возьми! Больше не имела.
Аблойк сжал мне руку и шепнул прямо в макушку:
– Погоди, принцесса. Мраку еще не нужна твоя помощь.
Хотелось возразить, но его предложение звучало разумно. И все же я открыла рот – только забыла все возражения, взглянув ему в лицо. Просто он очень правильно рассудил, так мне казалось.
Что-то стукнуло мне по ноге, и я поняла, что Аблойк держит кубок. Он сам был кубком, а кубок был им – в каком-то мистическом смысле, – но когда Аблойк прикасался к кубку, он что-то приобретал. Становился убедительней. Или слова его становились убедительней.
Мне не слишком понравилось, как он на меня воздействует, но я оставила это без комментариев. Нам и без того проблем хватало.
– А что там на руке у Риса? – прошептала я.
Но нас с Аблойком окружала тьма, а Королева Воздуха и Тьмы слышит все, что говорится в воздух в темноте. Мне ответила она:
– Покажи ей, Рис. Покажи, с чего ты так осмелел.
Спиной к ней Рис не повернулся, но немного сдвинулся в сторону, к нам. Льющийся из ниоткуда слабый белый свет переместился с ним вместе, освещая его торс. В бою такой свет не то что бесполезен – он сделает Риса мишенью. Но бессмертные сидхе по этому поводу не переживают: когда смерть тебе не грозит, можно сколько угодно подставляться под выстрелы.
Свет наконец коснулся нас – как первое белое дыхание зари, что скользит по небу, чистое и светлое, когда рассвет заметен разве только по редеющей тьме. Свет словно ширился, пока Рис подходил к нам, скользил ниже по его телу, обрисовывая наготу.
Рис протянул ко мне руку. От запястья почти до локтя на ней синел контур рыбы. Головой рыба была повернута к запястью и казалась неловко изогнутой, как полукруг, к которому не пририсовали вторую половинку.