Стараясь двигаться как можно тише, Катя подхватила горемыку Лиду за плечи и попыталась втащить ее внутрь кабинки, чтобы дать плотно закрыться двери.
«Ну это же надо, какая Лидка тяжелая, а ведь вечно на диете сидела…» – мимоходом удивилась она. Все ее нормальные человеческие эмоции словно бы выветрились, остался лишь страх – не липкий ужас, от которого теряют голову и не помнят себя, а спокойные, постоянные, неотступные деловитые опасения, когда тело и ум реагируют особенно быстро и голова просчитывает все варианты спасения не хуже самого лучшего компьютера.
В соседней кабинке слышалась характерная возня, потом полилась вода, Катя напрягла все силы, и мертвое тело сдвинулось с места. Что-то звякнуло и покатилось Кате под ноги. Она заперла дверь на задвижку и перевела дух. Женщина мыла руки перед зеркалом, потом, надо полагать, раскрыла сумочку и выронила ее содержимое на пол. Она чертыхнулась, и Катя снова обмерла – вдруг снизу что-то можно увидеть… Но дверца кабинки закрывалась плотно, незнакомая женщина собрала свои мелочи и ушла. Катя перевела взгляд на тело. У нее и раньше почти не было сомнений в том, что Лида не может быть живой – у живого человека не бывает такого лица. Теперь же она отбросила последние сомнения – только покойник может быть таким тяжелым.
Что она делает здесь, опомнилась Катя, нужно уходить отсюда как можно быстрее, пока еще кто-нибудь не появился! Она наступила на что-то твердое и наклонилась. Совсем рядом были выпученные Лидины глаза и синее лицо, но сейчас это не произвело на Катю большого впечатления, за прошедшие сутки она нагляделась всякого. Она нашарила под ногой непонятный металлический предмет, который оказался обычным магнитным ключом от электронного замка. Катя поднесла его к глазам. На ключе не было никаких надписей. Единственное, что отличало его от тысяч точно таких же ключей, – это необычный цвет. Как правило, такие ключи делают из серой пластмассы, этот же был светло-зеленым.
Катя хотела бросить ненужную вещь, но вовремя вспомнила про отпечатки пальцев и сунула ключ в карман джинсов от Versace, которые ей уже порядком надоели за нынешние сутки. Но о том, чтобы переодеться, вытянуться на чистых простынях или хотя бы просто откинуться на спинку мягкого кресла и посидеть минутку, прикрыв усталые глаза, не могло быть и речи.
Но пожаловаться на жизнь ей некому, да к тому же пока что она жива, так что все не так плохо. Катя задержала дыхание и выскочила из кабинки, пробежала до двери, бросив мимолетный взгляд в зеркало – вид, конечно, так себе, несвежий и утомленный, но волосы не растрепаны, и в глазах нет дикого блеска.
Перед дверью туалета она ни с кем не столкнулась и облегченно перевела дух. Теперь никто не свяжет с ней убийство Лиды Дроздовой.
Хотя положение ее было ничуть не лучше, чем прежде: она вновь без денег, без телефона, вновь не знает, куда можно пойти и кому можно доверять.
Впрочем, доверия к людям у нее осталось еще меньше, чем несколько часов тому назад.
Ее предал человек, которому она доверяла безгранично, которого считала одним из самых близких людей. Предал подло, цинично!
Стараясь не думать об этом, Катя протискивалась сквозь толпу отдыхавших посетителей клуба.
Вокруг нее танцевали, обнимались, выясняли отношения. Казалось, вся жизнь этих людей была сосредоточена только в стенах клуба, все, что оставалось за этими стенами, для них как бы не существовало.
Проходя мимо зеркальной стены зала, Катя увидела странную женщину. Она была старше большинства окружающих, может быть, лет тридцати пяти. Ярко, вызывающе одетая, она самозабвенно танцевала перед зеркалом – вдвоем с собственным отражением. В какой-то момент она прижалась к зеркалу и поцеловала свое отражение в губы.
Во всяком случае, эта женщина могла не сомневаться во взаимности.
Протиснувшись мимо нее, Катя оказалась возле бара. Она хотела пройти мимо, но вдруг кто-то схватил ее за плечо.
– Эй, подруга, а ты как здесь оказалась?
Катя обернулась, собираясь сбросить руку незнакомки и ответить резкостью, но увидела на высоком барном табурете Ладу. Татьяна сидела рядом с ней с полным бокалом в руке.
– Катюха, ты как сюда попала? – затараторила Лада. – А где твой голландец? Ты же вроде с ним ушла?
– Голландец? Какой голландец? – переспросила Катя. То, что произошло с ней несколько часов тому назад, казалось ей бесконечно далеким.
– Ну, не голландец… бельгиец…
– Ах, Седрик! Да я не знаю, где он… дома, наверное…
– Что – уже в Бельгию уехал?! – И Лада громко расхохоталась собственной шутке.
– Да в гостинице он, наверное… десятый сон видит…
– Ну, ты даешь, подруга! Неужели упустила такого отпадного перца? Я тебя не понимаю! Если он тебе самой не нужен – уступила бы подругам… мне, например…
Седрик сидел в запертой кладовке на заколоченном фанерном ящике в позе роденовского мыслителя.
Он уже несколько раз обследовал это крошечное помещение и убедился, что выбраться отсюда без посторонней помощи невозможно. А помощи ему ждать было неоткуда.
Сейчас его беспокоили два вопроса: что собираются делать с ним «гостеприимные хозяева» и где сейчас находится Катя?
Он познакомился с этой девушкой всего лишь несколько часов тому назад, но сразу почувствовал к ней какую-то необъяснимую симпатию.
Кажется, здешний хозяин, этот мрачный старик в инвалидном кресле, тоже хорошо к ней относится, но можно ли ему верить? Ведь он сказал, что отпустит его, Седрика, а вместо этого его заперли в этой тесной каморке…
Седрик вспомнил все ужасы, которые он слышал о русской мафии.
Нет, вряд ли Катины неприятности уже позади.
А он… чем он может помочь ей, раз заперт здесь?
Он встал с ящика и вновь огляделся.
Здесь была единственная дверь, запертая снаружи, и не было окон. Но воздух тем не менее оставался достаточно свежим…
Седрик запрокинул голову и увидел в углу каморки, под самым потолком, вентиляционную решетку.
Решетка была довольно большой, она крепилась к стене несколькими винтами.
У него не было отвертки, не было даже обычного ножа, однако ящики, занимавшие значительную часть кладовки, были по краям обиты металлической лентой.
Седрик отогнул конец одной такой ленты, сгибая и разгибая ее, отломил кусок. Этим плоским железным прямоугольником можно было воспользоваться вместо отвертки.
Он подтащил ящик к стене под решеткой, встал на нее и с трудом отвинтил один за другим крепившие ее винты.
Осторожно сняв решетку, он заглянул внутрь.
Вентиляционный канал был достаточно широким, чтобы туда мог забраться человек.
Седрик подтянулся и влез в канал.
Темно и пыльно. Слежавшаяся пыль лежала на стенках канала толстым пушистым слоем, и Седрик за несколько секунд весь покрылся грязью, как трубочист. Но сейчас собственный внешний вид беспокоил его меньше всего.
Он полз вперед, опираясь на локти и колени, и старался не шуметь.
Впереди послышался какой-то негромкий шорох.
Седрик замер и вгляделся в темноту.
Перед ним горели две красноватые точки.
Два глаза.
«Крыса!» – понял он с отвращением.
Он с детства ненавидел и боялся крыс…
В далеком детстве он гостил на ферме у дядюшки, и там, в сарае, однажды столкнулся с огромной наглой крысой. Грызун смотрел на маленького мальчика с таким злобным, таким хозяйским выражением, что Седрик с криком убежал в дом…
Он взял себя в руки и шикнул на крысу.
Та нехотя повернулась и побежала прочь, быстро топоча маленькими лапками.
Седрик немного выждал и пополз дальше.
Впереди показался слабый, едва заметный свет.
Он пополз на этот свет, надеясь, что там может быть выход и одновременно опасаясь ловушки.