========== Глава 19 ==========
Провожая Наташу, члены Комитета даже не скрывали своей нервозности. Один из генералов вручил ей пистолет, который девушка ничтоже сумняшеся спрятала в карман юбки. Янаев чуть подрагивающим голосом предложил «стопочку для храбрости».
— Мне она не нужна, — метнула на него презрительный взгляд Наташа. Скомкано извинившись, мужчина затерялся где-то за спиной Крючкова. Глава тайной полиции единственный сохранял самообладание, а взгляд его сверкал сталью.
— Мы будем ждать три часа. Потом начинаем штурм, появитесь вы или нет.
— Ясно, — отчеканила Беларусь. – Я пойду.
Она сделала шаг к лестнице, но ее остановил голос Крючкова.
— Возвращайтесь живой.
Наташа коротко обернулась.
— Не сомневайтесь.
Она незаметно выскользнула из Кремля и двинулась по Воздвиженке к Новому Арбату. Вокруг волновались, как море, толпы праздношатающихся людей, повсюду слышались оживленные голоса, где-то жгли советский флаг, где-то пили шампанское. Девушка двигалась сквозь эти толпы, как ледокол сквозь северные моря, и люди неосознанно расступались перед ней, освобождая дорогу. «Я должна. Я должна это сделать», — стучали в висках мысли в такт обезумевшему сердцу. – «Если я этого не сделаю, Ваня погибнет. И Торис тоже».
Торис. Больше года прошло с того момента, как она видела его последний раз – поверженного, раздавленного, но не сломленного, готового сражаться до конца. Торис. Имя задевало в глубине души какие-то струны, которые много веков оставались нетронутыми. Торис…
Перед ней, как заснеженная гора, вырос Белый Дом. Не остановившись даже на секунду, Беларусь преодолела сооруженные защитниками здания баррикады и, пробившись сквозь людское половодье, подошла к входу. Там стояли двое рослых военных, которые тут же загородили девушке дорогу.
— Куда?
— Мне необходимо увидеть Ельцина, — четко, глядя им в глаза, проговорила Беларусь. Один из стражей нервно усмехнулся.
— Его много кому необходимо увидеть.
— Передайте ему… — девушка на миг запнулась, — Пришла Наталья. Младшая сестра Ивана Брагинского.
Наверное, военным эта фраза показалась ничего не значащей, но один из них, пожав плечами, развернулся и зашел в здание. Наташа глянула на оставшегося – совсем молодой парень лет двадцати, бледный от усталости и бессонной ночи. Девушке даже стало его немного жаль, ведь после победы Комитета парнишу наверняка посадят за измену.
— Ты куришь? – обратилась она к нему.
— Немного, — ответил военный, будто стыдясь этого. Наташа попросила сигарету и, получив ее, с наслаждением затянулась. Терпкий табачный дым проник в легкие, и натянувшаяся в груди холодная струна будто ослабла.
— Эй, — из дверей высунулась голова второго стража, — сказали пропустить. Без обыска.
Затоптав едва раскуренную сигарету, девушка зашла в здание. Военный проводил ее до лифта, где передал другому военному, который довел посетительницу до нужного кабинета, отдал честь и испарился. Глубоко вдохнув, девушка крепче сжала в кармане холодную рукоять пистолета и толкнула дверь.
— Добрый день, — у того, кого она должна была убить, оказался густой голос и широкое одуловатое лицо, выдававшее неумеренное пристрастие к спиртному. – Я знал, что кто-то из вас обязательно появится. Мои соболезнования…
Ладонь девушки непроизвольно разжалась, пистолет бесшумно опустился на дно кармана. Беларусь ничего не понимала. Не хотела ничего понимать.
— К-какие соболезнования?
Ельцин глянул на нее удивленно, сморгнул.
— Вы что, не знаете?
«Он меня забалтывает», — решила Наташа и потянула из кармана пистолет. Но следующая фраза, которую произнес ее противник, заставила оружие выскользнуть из ее руки, удариться с гулким звуком о пол и отлететь куда-то в сторону.
— Смерть Брагинского – ужасная трагедия не только для вас, но и для всего народа… Но я обещаю, что…
Он умолк, не договорив, расширенными глазами уставился на пистолет. Но Наташе не было до него дела. Колени ее предательски подкосились, и она едва не рухнула на пол. Все мысли и чувства куда-то испарились, и в пустоте, оставшейся в груди, начал медленно разбухать обжигающе горячий шар боли.
— Вы лжете, — цепляясь за последнюю надежду, прошептала девушка.
— Мне сообщил об этом Латвия, — Ельцин все еще был растерян. – Он был свидетелем смерти.
И – ничего.
Только больно, больно, больно…
Слишком поздно.
— Я… — Беларусь задыхалась, ей хотелось закричать, но сил на это не было, — …этого не может быть… они же…
— Кто «они»? – подозрительно спросил мужчина. – Преступники из ГКЧП?
Уже не надо было возражать, что они не преступники. Уже не надо было хвататься за оружие.
— Да…
— Они послали вас убить меня?
Девушка смотрела ему в глаза.
— Вы убили его.
— Они бы лишь продлили его мучения.
Боль не могла оставаться безысходной – за ней должны были последовать либо слезы, либо вспышка ярости. Про себя Беларусь оставила рыдания старшей сестре. Сама выбрала второе.
— Ты… ты, чертова мразь, — подлетев к Ельцину, девушка схватила его за отвороты пиджака и приперла к стене. О пистолете она уже не думала – только о том, как задушит эту мерзкую рожу собственными руками. – Ненавижу, ненавижу…
И тут сзади нее раздался знакомый, слишком знакомый голос, об обладателе которого она вспоминала сегодня с горечью, идя к Белому Дому.
— Наташа!
Беларусь сама не заметила, как разжала руки и выпустила мужчину – тот в шоке сполз по стене на пол. Медленно, преодолевая разлившуюся по телу свинцовую тяжесть, девушка обернулась. Перед глазами все плыло, и она смогла различить лишь смутный силуэт, возникший на пороге кабинета. Она не смогла разглядеть лица, видела лишь неизменный зеленый костюм и длинные темные волосы, чувствовала на себе пронзительный взгляд сверкающих зеленых глаз.
— Наташа! – повторил Торис еще раз, и это стало для девушки последней каплей. Обжигающий шар в груди разорвался на тысячи искр, и по щекам хлынули горячие слезы. Не помня себя, девушка в два прыжка преодолела расстояние, разделявшее их с Литвой, и рухнула ему в объятия, как в пропасть, сотрясаясь всем телом.
— Ты… ты…
— Наташа, — бормотал Торис, прижимая девушку к себе и прикасаясь губами к ее волосам, — я так скучал…
— Ты… — больше ничего девушка выговорить не могла, язык не слушался ее. Вдруг за ее спиной раздалось покашливание пришедшего в себя Ельцина.
— Так это и есть то мимолетное видение, о котором вы мне все уши прожужжали, Лоринайтис? Она меня чуть не убила.
— И поделом, — выдавила из себя Наташа, сглатывая слезы и отстраняясь от Литвы. – Торис, Ваня умер.
Лицо парня дрогнуло, по нему скользнула непонятная гримаса – то ли презрения, то ли скрытой радости. Беларусь не хотела задумываться об этом и повернулась к Ельцину.
— Вы его убили.
— Я еще раз повторю, — мужчина на удивление быстро оправился от шока, — ваши приятели из ГКЧП сделали бы то же самое, только промучился бы он лет на двадцать дольше. А сейчас…
— Неужели то, о чем вы говорили, теперь произойдет? – тихо спросил Торис.
— А для чего я, мать вашу, здесь сижу? – раздраженно бросил Ельцин. – Слушайте, Лоринайтис, забирайте свою нимфу отсюда и проваливайте. Ваша помощь нам больше не понадобится.
— О чем это вы? – Наташа окончательно перестала что-либо понимать. Литва со вздохом тронул ее за руку.
— Пойдем. Я тебе все объясню.
Былая злоба ушла, отступило даже морозное безумие. Беларусь ограничилась лишь короткой угрозой, которой, она знала, никогда не суждено исполниться.
— Я до вас еще доберусь.
— Посмотрим, — ответил Ельцин, и дверь кабинета закрылась.
Прыгающий свет костра бросал мелкие отблески на лица собравшихся вокруг огня мужчин. Всем им было слегка за тридцать, и похожи они были, словно близнецы – смуглые, с похожими на клювы носами, лица украшены густыми бородами. Только на лице одного из них, по виду самого младшего, бороды не было. Он сидел молча, тяжелым взглядом черных глаз глядя на огонь.