«Только этого еще не хватало», — подумала Наташа. Если у России появится теперь комплекс вины – пиши пропало, все станут такими, как Райвис.
И Торис.
— Меня ты не удерживал, — сказала она, накрывая ладонь брата своей. – Я сама хотела быть с тобой. И не я одна. Украина вот тоже, да и азиаты… Торис немного преувеличил.
Немного ли? «Как все сложно…»
— Как все сложно, — эхом откликнулся Ваня на ее мысли и тут же уверенно улыбнулся. – Я разберусь.
— Конечно, разберешься, — заверила Беларусь, обнимая брата.
Одно точно не изменилось – в его объятиях Наташа вновь почувствовала себя от всего на свете защищенной. Наверное, за эту спокойную, уверенную силу и полюбила она его когда-то, только-только вернувшись из Речи Посполитой, где провела детство и юность.
В прихожую вышел Торис с сумкой в руках. Наташа поспешно отошла от России, будто ее кто-то оттолкнул. Хотя, казалось бы, что было предосудительного в том, что увидел Литва?
— Уже уходишь? – осведомился Россия.
— Ухожу. Приеду на оформление независимости, — ответил Торис, стараясь не встречаться с ним глазами. – После этого, надеюсь, мы с вами распрощаемся.
— Как же распрощаемся? Мы же соседи, — невозможно было определить, искренне он спрашивает, или издевается. Литва предпочел ответить молчанием и, повернувшись к входной двери, щелкнул замком.
— До свидания.
— Я провожу, — сдавленно сказала Беларусь.
— Не буду мешать, — усмехнулся Ваня и, напевая, направился в ванную. Кажется, к нему вновь возвращалось хорошее настроение и уверенность в себе. Россия не успел скрыться за дверью, как Торис обнимал уже Наташу, прижимая к себе так сильно, будто хотел слиться с ней в одно целое.
— Мне кажется, — бормотал он взволнованно, — мне кажется, что я сейчас совершаю ошибку. Мне кажется, мне не надо сейчас уходить.
— Не беспокойся, Торис, — отстранившись, Наташа коснулась кончиками пальцев его щеки. – Не беспокойся ни о чем.
— Мне кажется, я теряю тебя.
— Не волнуйся. Иди. Это твоя свобода, о которой ты мечтал.
«Мы теряли друг друга уже столько раз, но всякий раз обретали вновь», — невесело подумала Наташа, выпроваживая литовца за дверь и коротко, смазано целуя в щеку. Как завороженная, она смотрела, как Торис нажимает кнопку вызова лифта, машет ей рукой на прощание и заходит в кабину. Затем двери лифта с шумом закрылись, и в подъезде стало совсем тихо.
========== Глава 21 ==========
Глава НЕ вычитана. У меня банально нет времени. Поэтому, если замечаете тавтологию или прочие ошибки - не стесняйтесь мне об этом сообщить.
Наташа захлопнула чемодан и окинула взглядом осиротевшую комнату. Открытые шкафы и ящики, в беспорядке разбросанные по полу вещи, которые было решено не брать с собой, создавали впечатление, что по городу прокатилась невиданная катастрофа, и люди покидали его в спешке, взяв только самое необходимое. Но аккуратно собирать оставленное у Беларуси не было никаких сил. У Украины, судя по всему, тоже.
- Наташа! – раздался из коридора окрик сестры.
- Сейчас! – дрогнувшим голосом отозвалась Наташа. Сделала напоследок глубокий вдох, сказав себе «пора», подхватила чемодан и вышла из комнаты.
Квартира была уже полупуста – большинство, разобравшись с необходимыми бумагами, уже разбежались по своим столицам. Кое-кто, например, Азербайджан, все еще собирался. Бросив чемодан в коридоре, Наташа приблизилась к Ольге, нерешительно мнущейся возле двери кабинета России.
- Ну что, - заглядывая сестре в лицо, несмело проговорила Украина, - пошли?
- Пошли.
Перед тем, как толкнуть дверь, Наташа взяла сестру за руку и сжала так, что та охнула от боли. Как в далеком детстве – чтобы не потеряться, не отстать и не попасть в беду. Когда-то давно за Олей можно было спрятаться, как за стеной, от всех неприятностей, но Беларусь не помнила уже эти времена. Да и сейчас был не лучший момент, чтобы вспоминать о прошлом.
Они вместе шагнули в кабинет и подошли к письменному столу, за которым сидел Ваня. Как и думала Беларусь, всего за несколько дней он обрел себя прежнего и сейчас деловито разгребал ворох проблем, свалившихся на него после распада Союза. Дома он почти не бывал, ночевал прямо в Кремле, и в квартиру заходил, только чтобы отпустить очередного желающего уйти.
Заслышав шаги девушек, Ваня поднял глаза, и на секунду в его взгляде сверкнула такая прогорклая печаль, что Беларусь на секунду даже подумала остаться.
«Нет», - удержала она себя. – «Так нельзя. Ничего уже не будет по-прежнему. Мне надо уходить».
- Вань, - тихо заговорила Украина, - мы уходим.
- Я вижу, - глухо ответил он, доставая из ящика стола два листа бумаги. – Подпишите.
У Наташи тряслись руки, но она заставила себя взять авторучку и склонилась над поданной ей бумагой. Буквы прыгали перед глазами, о том, чтобы уловить смысл написанного, и речи не могло идти. Поэтому девушка просто потянула руку и поставила внизу свою подпись – угловатый росчерк, до которого на одно мгновение сжался весь мир, все, что произошло за последние семьдесят лет. Это было… странно. Странно и необычно, как если бы весь мир встал вверх дном.
Самостоятельна. Независима. Суверенна.
Одна.
Забрав у сестер подписанные листы, Ваня сам расписался на них, звонко шлепнул гербовую печать и протянул обратно.
- Удачи, сестренки. Думаю, мы еще скоро увидимся.
- Что ты имеешь в виду? – спросила Оля.
- Когда я закончу со всеми первостепенными делами, соберемся снова. Думаю, ближе к зиме. Тогда и решим, что делать. Как вы?
Сестры переглянулись.
- Я не против.
- Я тоже, - кивнула Беларусь. Ваня ободряюще улыбнулся им.
- Не бойтесь, я вас не брошу. Если что-то понадобится – сразу звоните. Постараюсь помочь. Договорились?
- Конечно, - Украина вымученно улыбнулась и смахнула со щеки слезу. Беларуси плакать не хотелось. Хотелось только побыстрее уехать из этого дома, вернуться в старую квартиру в Минске, выпить крепчайшего чаю и постараться все осмыслить. А затем… открывающиеся перспективы и возможности были столь широки, что ослепляли чувством растерянности. Беларусь некстати вспомнила, что совсем не привыкла жить одна. Юность она провела в обществе Ториса и Феликса, большую часть молодости – в доме Российской империи, затем… затем провал и перерождение в облике советской республики. Когда именно и при каких обстоятельствах оно произошло, Беларусь даже не пыталась вспоминать.
Из воспоминаний ее выдернул резкий скрип отодвигающегося стула. Поднявшись из-за стола, Ваня приблизился к сестрам и, не говоря ни слова, заключил их в объятия.
- Эх, девчонки, девчонки… - услышала Наташа голос брата где-то над своей головой. – Вы уж не забывайте меня. А?
- Не забуду, - всхлипнула Украина куда-то Ване в плечо. Беларусь молчала, только прижалась к брату так крепко, насколько хватило сил, и замерла так, слушая, как ровно и гулко стучит его сердце.
Они не стали говорить, что вернутся. К чему загадывать?
Подняв голову, девушка увидела, что брат тоже плачет. Не бурно всхлипывая, конечно, как Оля – просто по щеке его катится одна единственная маленькая слезинка. Встав на цыпочки, Наташа осторожно сцеловала эту слезинку и ощутила, как Россия вздрогнул.
- Наташ?
В мире не было в тот момент никого, кроме них двоих. Решив, что терять уже нечего, Беларусь коротко коснулась губами губ брата, и от этого смазанного, какого-то неловкого поцелуя ее как разрядом тока прошило осознание, что все кончено. Есть вещи, которые, разбиваясь, не могут быть более собраны. Конец есть конец.
И тут из коридора раздался писк дверного звонка.
- Кто… кто… - Ваня судорожно облизнул губы и, выпустив сестер, пошел открывать. – Кому еще неймется…
Едва они остались одни, Оля глянула на младшую сестру с осуждением.
- Ну что ты, Наташ. А если бы Торис…
- Закрыли тему, - отрезала Наташа, утирая губы – от мимолетного прикосновения те как огнем горели. – Пойдем отсюда…