– Я… не взяла…
– Что ты там лопочешь? – обманутая красотка резким движением приподняла опущенную голову Лены и посмотрела ей в глаза. – Отвечай.
– Я… не взяла, что лучше вас, – неожиданно для самой себя выговорила Лена целую фразу.
– Да? А зачем же залезла в мою постель?
– Я залезла в Федькину постель.
– Он мой муж, и в любой постели место рядом с ним принадлежит мне. А уж лягу я в нее или не лягу – мое дело.
Оскорбленная жена в упор смотрела на соперницу, словно пытаясь разглядеть в ее глазах разгадку вселенской тайны. Непутеха-муж, обязанный всем семье своей законной супруги, повелся на простушку без роду-племени, ни кожи, ни рожи. Она никак не могла постичь причину очередного виража на его запутанном жизненном пути и хотела одного – поскорее закончить сцену своего позора.
За всю свою жизнь Лена не попадала в настолько унизительную и страшную ситуацию. Отрешенно и устало она смотрела на победительницу и думала: отдаст она меня своим телохранителям или не отдаст? В дальнем закоулке мозга пульсировала саднящая мысль: я бы на ее месте отдала. Вслух Лена зачем-то произнесла без малейшей запинки:
– Видно, ты слишком часто не ложилась.
Она и сама не могла объяснить, из каких глубин подсознания вдруг выплыла эта фраза. Услышав ее, Лена испугалась сильнее прежнего и попыталась приготовиться к худшему.
– Ты еще и шутишь? – удивилась свирепая жена. – Я ведь могу разозлиться всерьез.
– Можешь. Тебе ничего другого не остается. У тебя есть деньги, у тебя есть богатый папочка, наверное – машина, и не одна. Но муж ходил от тебя налево, а у меня ничего нет, но он пришел ко мне.
Отчаяние толкало Лену в бездну, и она в экстазе принялась кричать всяческие слова, не всегда понимая их смысла и уж точно не думая о печальных последствиях истерики. Ее слушали долго и не перебили ни разу. Эмоциональный взрыв миновал, в комнате повисла тишина, даже Федькины крики вдалеке затихли, только бубнили приглушенно голоса налетчиков в соседних комнатах.
– Ах ты, стерва, – тихо произнесла обманутая. – Хочешь, отправлю тебя голой на прогулку по Москве?
– Ничего не изменится. Все равно, муж тебе изменил, ты осталась в дурах. Ты всегда думала, будто ты его используешь по мере надобности, на самом деле он с тобой спал по необходимости. А со мной – потому что хотел.
Лена не проявляла ни наглости, ни смелости. Она уподобилась загнанной в угол крысе, которая бросается на кошку. Бросается, не рассчитывая на победу. Она вообще не думала, просто говорила – без цели, без надежды и даже не заикаясь, будто была умиротворена. Словно заговаривала судьбу.
– Слушай меня, мерзавка, – очень тихо и очень спокойно ответила преданная жена. – Мели языком, сколько влезет, юли, выкручивайся – тебе уже крышка, слышишь? Я даже не стану выдергивать твои жидкие волосенки, зачем мужиков веселить. Просто ты уйдешь отсюда голая, какой и пришла, и никто о тебе никогда не вспомнит. Ты – обыкновенная потаскуха и воровка, пока прыгаешь по чужим постелям, но долго не попрыгаешь, годы не те. Я останусь с мужем, все другие бабы, с чьими мужиками ты переспала, останутся с мужьями, а ты так и сдохнешь в своей коммуналке, откуда выползла на охоту. Я тебя не пугаю, просто такие, как ты, всегда заканчивают одинаково, поняла? Убирайся отсюда. Только одеяло оставь – оно мое, как и все остальное, чем он тебя прельщал.
Несчастная жена отвернулась, телохранители с плохо сдерживаемым нетерпением потянули на себя одеяло, укрывающее Лену от их нескромных взоров, с силой вырвали из судорожно скрюченных пальцев припасенные под одеялом вещи и грубо толкнули ее к выходу. Разоблаченная двигалась машинально, глядя на себя словно со стороны, не пугаясь и не стесняясь, а только сразу задумавшись, где бы добыть одежду среди ночи. Через несколько секунд она уже с удивлением обнаружила себя на пустой лестничной клетке. Здесь содержанка, опасливо изучив лестничные пролеты вверх и вниз, опрометью бросилась вниз по лестнице, поскольку сочла за благо сократить до предела время пребывания в голом виде в общественном месте. Никогда в жизни она не бегала по лестницам с такой скоростью, но ей самой считанные секунды показались нарочито растянутыми, словно само время решило тоже над ней поиздеваться. Дальнейшая судьба Федьки осталась тайной за семью печатями, а Лена выскочила на улицу, подобно Воронцову, ни свет, ни заря, и бросилась к своей «девятке». Машина оказалась вовсе не рядом с подъездом, а метрах в десяти-пятнадцати от него, и изгнанница жутко разозлилась на себя за то, что поставила ее так далеко. Здравый смысл подсказывал: злиться бессмысленно. Когда она парковалась, расстояние не имело никакого значения, только теперь жизнь заставила оценить каждый метр сполна. Начинало светать, непроглядная тьма уже рассеялась, и теперь Лена разозлилась на солнце, которое вздумало лезть из-за горизонта в самый неподходящий момент за всю ее жизнь. Возможно, какому-нибудь запойному курильщику, смолящему в полутьме на кухне срочную цигарку, или безмерно заботливому собачнику, не посмевшему испытывать до пристойного времени нетерпение своего любимца, повезло разглядеть молодую и совершенно обнаженную женщину, бегущую по лужам среди молчаливых машин. На бегу она подхватила с земли то ли камень, то ли удачно подвернувшийся обломок кирпича, и с излишней энергией разнесла им вдребезги боковое стекло «девятки», распахнула дверцу и забралась внутрь. Далее сторонний наблюдатель, даже крайне заинтересованный, не смог бы в полумраке разглядеть никаких дополнительных подробностей, а Лена поспешила стащить старый пыльный чехол с заднего сиденья и набросила его себе на плечи, чтобы не светились в окне, как на экране телевизора с включенным ночным каналом. Ситуация несколько разрядилась, но оставалась чрезвычайной – остаться сидеть в машине всю оставшуюся жизнь невозможно. Будучи достаточно опытным водителем не слишком надежной и не очень сложной машины, Лена могла ее завести без ключа, но зачем? Следовало придумать, куда можно явиться в ее теперешнем состоянии.