Выбрать главу

Семен Осипович разменял пятый десяток, имел добропорядочную жену и троих детей школьного возраста. Дети посещали бревенчатую школу, стоявшую на отшибе, и время от времени давали отцу поводы то для радости, то для гнева. Школьная директриса славилась суровостью и не стеснялась проявлять принципиальность, к месту и не к месту. Заврайоно ее побаивался и неизменно отказывался принимать к ней какие-либо меры, поскольку требования ее неизменно характеризовались справедливостью и бескомпромиссностью. Директриса обладала редкой способностью говорить начальству самую неприятную правду прямо в глаза, даже если предметом являлся недочет в ее собственной работе или в деятельности подведомственной ей школы. Каждый год родители учеников с ужасом ждали, что директрису наконец съедят и боялись такой перспективы, поскольку преподаватель она была выдающийся, и небольшой коллектив себе подобрала весьма достойный. Последним пополнением его стала юная учителька начальных классов, прямо из педучилища, появившаяся в поселке перед самым началом учебного года.

Учителька сняла угол не где-нибудь, а в доме строгой директрисы и сразу насторожила своим поступком местное общественное мнение. Некоторые сочли поведение новенькой проявлением подобострастия и желания погреться в лучах чужой власти. Надо полагать, эти некоторые сами не отказались бы от возможности подселиться к владычице, дабы стать при ней чем-то вроде фаворита, обеспечивая доступ к телу или посреднические услуги для какого-нибудь неофициального ходатайства. Ни в чем подобном учительку никто не замечал, но говорили о ней всякое – для болтовни основания вовсе не требуются. Затем общественность обнаружила второе толстое обстоятельство: в классе юной учительки оказался младший сын секретаря райкома, розовощекий добродушный мальчик Дима. Поднялась новая волна обсуждений: каким образом новенькой доверили выполнение столь ответственной задачи. В действительности темы для обсуждения просто не существовало: первый класс в школе имелся всего один, его и доверили молодому специалисту. Тем не менее, две волны пересудов слились воедино и обрушились на ничего не подозревающую примерную комсомолку.

Уже через пару недель заврайоно задержался после заседания райкома, улучил удобный момент и сообщил Семену Осиповичу неприятные новости. Поступил сигнал на учительницу маленького Димы – ведет неподобающий образ жизни.

– Неподобающий – это какой? – простодушно поинтересовался Карагодов.

– По вечерам поздно приходит домой, шляется неизвестно где и неизвестно с кем общается.

– А сколько ей лет? Я слышал – молоденькая?

– Двадцать.

– Двадцать? Так что же вы хотите? Если хотите знать, в таком возрасте подозрительное поведение предполагает как раз ранние возвращения домой. А так – норма.

– Да, но ее ни разу не видели в клубе. От общественных нагрузок всеми силами уклоняется, хоть и комсомолка со стажем.

– Хорошо, у вас есть на ее счет какие-нибудь соображения?

– По-моему, есть смысл не допускать ее к детям – она способна оказать разлагающее влияние.

– К чему же предполагаете ее допустить?

– Безработицы у нас нет – пристроим куда-нибудь.

– А кто ее класс возьмет? У вас есть на примете безработная учительница?

– Нет, конечно. Но, по-моему, лучше увеличить нагрузку остающимся учителям, чем оставить в школе эту темную личность.

– Так уж и темную? Давайте договоримся – сначала уличите ее в конкретном проступке, потом подумаем о мерах воздействия. Нельзя же так – увольнять с работы молодого специалиста за то, что на танцы не ходит. Моему Димке у нее на уроках нравится – с вечера о завтрашнем дне мечтает.

Карагодов решительно закончил разговор, но прошло немного времени, и пришлось его продолжить. К нему на прием пришла школьная директриса и сходу завела речь о юной учительке. Директриса славилась не только своими педагогическими достижениями: большевичка с девятнадцатого года, она начинала подпольный партстаж в колчаковские времена в партизанском отряде, отморозила ноги и ходила теперь в своей второй молодости с резной дубовой палкой, напоминающей посох древнего проповедника. В партизанские времена ей самой было двадцать, в своей юной жилице незамужняя бездетная женщина увидела объект для неустанных забот и теперь пришла добиваться для нее лучших бытовых условий с решимостью и напором бывалого партийца.