Он мнет и мнет ее ладонь.
— Пускай так, — наконец-то произносит Роман. — Он баран, этот Кирилл. Пойдет на ветер гулять, как закончится все. Лешей давно хотел его сменить.
Когда они выходят обратно на свет, в гостиную-кабинет, Кира сообщает, что идет спать.
Карелин смотрит на нее из-подо лба, но молчит. С собой она явно его не приглашает.
Ступая в промозглую спальню, девушка понимает, что напрочь забыла о состоянии комнаты. Зимний ветер тут же неплохо обжился. Осколки с пола так никто и не прибрал. Теперь ей, блин, будить Петю, чтобы устроиться у того спать.
Она едва не вскрикивает от испуга, оборачиваясь и выхватывая взглядом силуэт Карелина в дверном выступе.
Он осматривает окна и стекло, а в сторону хозяйки комнаты даже не глядит.
— Пошли, есть комната свободная.
Он разворачивается до того, как она успевает запротестовать. Но останавливается и выжидает некоторое время.
Затем склоняет голову вправо и поднимает на Киру взгляд.
— Не спорь, — едва различимо говорит, — иди за мной.
Они спускаются вниз и Роман открывает перед ней дверь спальни намного скромнее. Та соседствует с кухней и подсобкой.
— Спасибо, — Кира смотрит в одноместную кровать невидящим взглядом и не находит в себе смелости повернуться к нему.
— Пожалуйста.
Тон его низкого голоса наждачкой прокатывается по коже, и он уходит.
А последнее слово словно зависло в воздухе, расширяясь и расширяясь, чтобы заполнить комнату до краев, чтобы занять собой все свободное место, раз хозяин не может здесь находиться.
Глава 40
Кира просыпается рано, но чувствует себя отдохнувшей. К счастью, к комнатушке примыкает личная ванная и высовываться в дом не потребуется.
Спала в толстовке, а брюки лень натягивать. Да и грязные они. Еще бы белье чистое откуда-то взять. Похитители, блин, недоделанные. Сами небось с запасом вещей.
Во дворе движения и люди множатся с каждой минутой. Одно из окон как раз выходит на клаптик парковочного навеса. Кира наблюдает за происходящим, чтобы дождаться выхода Карелина.
Она не надеется на встречу до его отъезда. На его месте не искала бы личного контакта. Слишком… слишком. Вчерашний отворот-поворот ранил его, но ничего, Кира вспомнит его истерзанную душу в вечерней молитве. Переживет он как-нибудь. Была целая неделя привыкнуть, а она все-таки не хочет, чтобы ее сердце взорвалось. Убирать потом долго.
Но замечая его грузный силуэт, обходящий одну из тачек, все рациональные настроения летят в тартарары.
Карелин направляется обратно в дом, хотя вроде все остальные готовы выезжать.
И Кира передвигает ногами по направлению к двери намного быстрее, чем мыслит.
В той стороне коридора, что ближе к парадному входу, копошатся и толпятся мужики, и она огорченно заворачивает в сторону подсобки.
Как же тупо, однако.
Хотела бы с ним попрощаться. Только уж точно не на глазах у кого-то.
Теперь прячется у выхода из подсобки, в толстовке до середины бедра и голыми ногами. И босиком еще.
Звук шагов по коридору сигнализирует чье-то приближение. Кира закрывает глаза на мгновения. Она знает, кто это.
Она выглядывает, прислонившись к дверному косяку, когда слышится стук в соседнюю комнату. Ту, где она спала сегодня ночью.
Карелин смотрит себе под ноги сосредоточенно. Грубо проводит себе под коленом рукой, словно что-то выпрямляя.
— Я тут, — отзывается она вполголоса.
Ей-Богу, смотрит на нее, как на призрака.
Направляется так медленно, что Кира на одном месте готова воспламенится. Приглаживание собственных волос вроде должно утихомирить… утихомирить что-то… но спокойнее точно не становится.
Она пропускает его внутрь, отодвигаясь вглубь небольшой комнаты.
Вчерашний вечер чудится параллельным миром, путешествием в темную-темную сказку… Теперь, при свете дня, она не может поверить, что позволила ему вылизать половину ее лица. Как псине. И еще вся растаяла лужицей от этого.
— Я вернусь завтра ночью или утром.
— Угу.
Он рассматривает ее босые ступни, как головоломку.
— Попробуй не вернись. Живым, я имею в виду. Я солью все, что знаю в подробностях во все СМИ. Не анонимно.
— Ты сольешь, — тянет Карелин задумчиво, — это да. Вчера заботилась о себе, сегодня — на жертвенный постамент. Если ты любила меня хотя бы на четверть того, как люблю тебя я, тебе было бы понятно… Совершенно понятно и ясно, как вчера твои слезы повлияли на исход этой тупой войны больше, чем что-либо другое.