Выбрать главу

В Нью-Йорке он сначала устроился в одно издательство, где менеджер по персоналу уверял его, что толковые ребята здесь не пропадут. Однако через две недели в экспедиторской он уже был сыт этой работой по горло.

Потом он работал продавцом в универмаге в отделе мужской одежды и продержался на этом месте целый месяц только потому, что мог делать там покупки с двадцатипроцентной скидкой.

К концу августа, когда он уже пять месяцев прожил в Нью-Йорке и сменил шесть мест работы, он снова чувствовал себя абсолютно беззащитным перед неизбежностью быть одним из множества, никому не нужным и без малейшего шанса на успех. Однажды, сидя в своей меблирашке, он всерьёз решил заняться самоанализом. Если он не поймёт, чего же он хотел добиться для себя в каждом из этих шести случаев, то вряд ли он найдёт то, что ему нужно, и в следующих шести местах. Он взял авторучку и составил то, что считал совершенно объективным перечнем своих качеств, способностей и талантов.

В сентябре он записался на актерские курсы, воспользовавшись льготой для ветеранов. Сначала наставники очень обнадёжили его: он был симпатичен, сообразителен и обладал хорошими данными декламатора, хотя тут, конечно, стоило поработать над его акцентом уроженца Новой Англии. Он тоже очень надеялся оправдать эти ожидания, поначалу. Скоро однако выяснилось, как много надо работать и учиться, чтобы стать актером. Упражнения, которые им задавали – «Взгляните на этот снимок и изобразите то чувство, которое он у вас вызывает», казались ему глупыми, в то время как другие учащиеся принимали их всерьёз. Единственным, на что он по-настоящему налегал, была отработка дикции; его повергло в ужас слово «акцент», сказанное о нём самом; он всегда думал, что акцент бывает только у других.

В декабре, в день его рождения, когда ему стукнуло двадцать два, он повстречал привлекательную блондинку. Ей было уже за сорок, она была вдова, причём, весьма не бедная. Знакомство произошло на углу Пятой авеню и Пятьдесят пятой улицы – вполне романтически, согласились они потом. Чтобы не попасть под несущийся мимо автобус, она попятилась назад, запнулась за бордюрный камень тротуара и упала прямо в руки именинника. Она была смущена и даже просто потрясена. Он довольно юморно высказался насчет профмастерства и интеллекта водителей автобусов на Пятой авеню, а потом они проследовали в расположенный неподалёку уютный бар, где за его счёт выпили по паре мартини. В течение нескольких недель они посещали небольшие кинотеатры в Ист-Сайде и обедали в ресторанах, где приходилось давать чаевые трём-четырём служащим. Ещё и ещё раз он оплачивал разные счета, хотя уже и не из своего кармана.

Их связь длилась несколько месяцев; он сам отчислил себя с актёрских курсов – не слишком-то этим расстроенный – и теперь они проводили послеполуденное время в походах по магазинам, делая покупки, в том числе и для него. Сначала он испытывал какую-то неловкость, бывая с нею на людях, из-за очевидной разницы в возрасте, но скоро перестал из-за этого переживать. Два момента однако беспокоили его: во-первых, к сожалению, её тело оказалось не столь красивым, как лицо; во-вторых, и это, кстати, оказалось гораздо важнее, случайно он узнал от лифтера в её доме, что до него она сменила уже целую вереницу молодых любовников, обновляемых ею каждые шесть месяцев, с регулярностью наступления каких-нибудь муссонов. Таким образом, невесело размышлял он, и эта должность совершенно бесперспективна. По истечении пятого месяца знакомства, когда её уже заметно меньше умиляло, как он провёл вечер без неё, предчувствуя её дальнейший шаг, он сказал ей, что вынужден вернуться домой, так как его матушка смертельно больна.

Он вернулся домой, неохотно срезав фирменные ярлычки портных со своих костюмов и заложив ручные часы Патек Филипп в ломбард. Начало июня он прослонялся по дому, про себя сокрушаясь о том, что вдове не мешало бы оказаться помоложе и покрасивее и, вообще, хотя бы мало-мальски склонной к более длительному союзу.

Тогда-то он и начал строить свой блестящий план. Он надумал всё-таки поступить в колледж. На лето он устроился работать в местный галантерейный магазин; хотя учёбу будет оплачивать государство, на что-то придётся ещё и жить; а он собирался учиться в хорошем колледже.

В конце концов он выбрал Стоддардский университет в Блю-Ривер, Айова, считавшийся чем-то вроде загородного клуба выходцев из состоятельных семей Среднего Запада. Поступить туда оказалось не трудно. У него был хороший балл школьного диплома.

На первом курсе он познакомился с прекрасной девушкой, старшекурсницей, дочерью вице-президента международного концерна по выпуску сельскохозяйственных машин. Они вместе отдыхали, вместе прогуливали занятия и вместе спали. В мае она сказала ему, что помолвлена в своём городе и что она надеется, их разрыв он не воспримет как трагедию. На втором курсе он повстречал Дороти Кингшип.

3

Херми Годсен снабдил его пилюлями, серовато-белыми капсулами. Они обошлись ему в пять долларов.

В восемь часов они встречались с Дороти в их обычном условленном месте, возле укрытой тенью деревьев скамейки в сквере между корпусами Изящных Искусств и Фармацевтики. Сойдя со светлой бетонной дорожки, чтобы срезать угол прямо по газону, он увидел, что Дороти уже здесь: как будто окоченев от апрельской прохлады и сутулясь в своём тёмном пальто, сидит, сцепив перед собой пальцы. Фонарь на столбе неподалёку уже был зажжён, и узорчатая подвижная тень листвы падала ей на лицо.

Он сел рядом и поцеловал её в щеку. Она тихонько поздоровалась. Из образующих прямоугольник освещённых окон корпуса Изящных Искусств доносились конфликтующие друг с другом темы, исполняемые одновременно на дюжине роялей. Помедлив, он сказал:

– Я достал их.

Парень и девушка направились было через газон к их скамейке, но, увидев, что она занята, повернули назад, к бетонной дорожке. Девица воскликнула:

– Господи, да там везде сидят!

Он достал из кармана пакет и вложил его Дороти в ладонь. Пальцы её через бумагу почувствовали капсулы.

– Надо проглотить обе сразу, – пояснил он. – Возможно, немного поднимется температура и будет тошнить.

Она спрятала пакет в карман пальто.

– Что в них? – спросила она.

– Хинин, что-то ещё. Я точно не знаю. – Он подумал. – Они не причинят тебе вреда.

Глядя на неё, он понял, что она смотрит не на корпус Искусств, а куда-то немного в сторону. Повернув голову туда же, он увидел красный огонек, мигающий где-то на удалении нескольких миль от них. Это был сигнальный фонарь на передающей вышке местной радиостанции, установленной на крыше самого высокого в Блю-Ривер сооружения – здания Муниципалитета, где находилось Бюро регистрации браков. Интересно, подумалось ему, поэтому она туда глядит, или просто её привлекает этот мигающий красный огонёк в вечернем небе. Он коснулся её сцепленных рук – они совсем замёрзли.

– Не волнуйся, Дорри. Всё будет хорошо.

Сколько-то времени они сидели молча, потом она спросила:

– Не сходить ли нам сегодня в кино? Идёт фильм с Джоан Фонтейн.

– Дорри, извини, – ответил он. – У меня целая тонна заданий по испанскому.

– Пойдём в дом Союза Студентов. Я тебе помогу.

– Ты что, хочешь меня подкупить?

Он проводил её через кампус до её общежития – невысокого, в современном стиле выстроенного здания. У входа они поцеловались, пожелав друг другу спокойной ночи.

– Увидимся завтра на занятии, – сказал он. Она кивнула и снова его поцеловала. Дрожь била её. – Послушай, Малышка, тебе не о чем беспокоиться. Если они не подействуют, мы поженимся. Разве ты не слышала? – любовь побеждает всё. – Она молчала, ожидая от него чего-то ещё. – И я очень тебя люблю, – сказал он и тоже поцеловал её. На её губах замерла неуверенная улыбка.

– Спокойной ночи, Малышка, – попрощался он.

Он вернулся к себе, но уже не мог заниматься испанским. Поставив локти на стол и подпирая руками голову, он думал о пилюлях. Боже, они должны подействовать! Они подействуют!