— То есть, меня тогда, уставшую и вымотанную, шеф Управления водил по техническому этажу, попутно трахая мозг непонятно чем, пока Арвистер в моем кабинете пытался свинтить с члена испуганную гоблиншу? — слегка сдавленным тоном уточнила полудемоница, — И из-за этого я здесь, в Магнум Мундусе, играю для тебя роль девочки на побегушках⁈
— На самом деле я просто её дотрахал, — не стал скрывать горькой правды я, — А здесь бы ты оказалась в любом случае, дорогая.
— Это почему же⁈
— Тебя сложнее всего убить.
Ужалив меня взглядом, женщина отвернулась, а затем неожиданно присела. Черная форма, более облегающая в её случае, исправно выдержала как этот, так и все следующие экзерсисы. Разогнувшись и коротко хлопнув крыльями, Эмма констатировала:
— Кто бы тебе не помогал, он знает своё дело, Арвистер. Костюм сидит как влитой.
— Разумеется, — хмыкнул я, вновь принимаясь за расширение лаза, — Я же помню твои мерки.
После этих слов за моей спиной вновь воцарилась тишина.
Женщины.
Мир может лететь в тартарары, драконы продавать свои принципы, гномы ударяться в кибернетику, а эльфы мечтать о всемогущих слугах, но женщины всегда останутся женщинами.
Мы начали спуск.
Перед полудемоном и вампиром пролегла узкая, грязная и неудобная дорога, ведущая вниз, сквозь влагу, зловоние и тесноту, туда, под корни великого Магнум Мундуса, центра Средоточия.
Интерлюдия
Анника всю жизнь была слишком маленькой, поэтому совершенно не умела жалеть врагов. Эта прерогатива была отдана Шегги, тому еще добродушному увальню, но, к счастью для самой Шпильки, брат полностью терял берега, когда угрожали его сестре. Даже если это делали какие-то взбалмошные бабы в обносках, выскакивающие в чем попало из дома, мимо которого бежали родственники. Бабы хотели поймать и продать маленькую полугоблиншу, громко и страстно говорили об этом, даже кричали… а еще они хлопали дверьми. Почти стучали.
Шеггарту Скорчвуду этого хватило по маковку, чтобы приступить к демонстрации гендерного неравенства. Пока Шпилька удирала, отмахиваясь ножами, её большой брат ломал женщин, кидал женщин, скручивал и даже немного топтал. Возможно, он вёл бы себя гораздо цивилизованнее, но те суки, что на них накинулись, явно приняли перед этим какой-то ядреный жмых, от которого их и так не особо хорошие мозги окончательно спеклись. Действовать приходилось на убой.
Но… Анника была им даже немножко благодарна.
— Шег, за мной! — сдавленно пискнула она, когда последняя из размалеванных визгливых дур встретилась с углом здания, почти влипнув в него. Что-то уверенно подсказывало старшей Скорчвуд, что в этом месте нет никакой полиции и никто им за трупы не предъявит. А значит, можно вломиться в одну из уже раскрытых бедных квартирок, и…
— Ан, ты чего? — немало удивился слегка окровавленный полутролль, когда его сестра влезла в чужую ванну одетой, как была, а затем, включив холодную воду, принялась сидеть под ней, крупно дрожа.
Шпильку накрыло. Жестко накрыло, сильно, как никогда.
З’Враас. Джунглевый мир. Зелень, ядовитые гады, чешуйчатые твари и их повелители, гоблины, дикие безумные коротышки, трахающие что попало. Этот мир был смертью для многих и жизнью для неё, Анники. Именно ужасы и твари этого уродливого места смогли «починить» Скорчвудов, повернуть им мозги правильным углом. Но никто и никогда не сказал бы, что это было легко. Тогда, когда они, грязные, отчаявшиеся, только что остервенело дравшиеся с настоящей ордой, оказались в другом мире, Анника была уверена, что они прошли через ад.
Была. Была. Была. Была.
Для них, жителей дна Омниполиса, искренне считавших, что знают, что такое трудная жизнь. Ни хрена они не знали. Для Эммы Старри все эти месяцы выживания, вся эта кровь, поедание чужого сырого мяса, еще теплого и дергающегося, все эти риски и обугливающее руки чуждое колдовство — всё это было неприятностью. Большой, но недостаточно. Она это слышала от крылатой женщины, но не могла прочувствовать.
А вот Конрад. Старый добрый Конрад, свой, родной. Кормилец, ворчун, мужик, которого они кинули. Не раз. Кинули, использовали, паразитировали на его доброте. Бывший король, для которого они с братом стали ленивыми и гадкими поданными. Он спасал их, он заботился, он учил, а они обошлись с ним хуже, чем рэтчеды обходились со своими сородичами. Но он дал им шанс проявить себя, показать. Не выгнал.
Однако, это была лишь одна сторона вампира. Вторую они вот, увидели только что. Ощутили теплые брызги крови на лице, услышали слова, после которых изменилось все. Или… не после слов? После того, как Анника увидела выражение лица Эммы. Раздражение, досада, даже злость. Но ни малейшей попытки опровержения.