— Как же ты мне надоел, паршивая остроухая мартышка! — не выдержал я, вставая с места и скользящим шагом оказываясь вплотную к идиоту.
Разумеется, идиот был невероятно крутым магом, защищенным невероятно сложными чарами, с многотысячелетним опытом и всем таким. Но даже такие личности не ожидают, что им в морду прилетит раскрытым гримуаром Сарката, штукой очень и очень защищенной магией куда более высокого порядка чем «полевые» защитные чары эльфийских царедворцев. А следом, после того как рожа эльфа с окровавленным носом и совершенно безумными от шока глазами вновь покажется на свет, прилетит уже лезвие Деварона.
Советник молча смотрел, как я несу отсеченную голову его «старого друга» к дверям, а затем, раскрыв их, пинком выкидываю остроухую тыкву прямо в коридор. Заговорил он только тогда, когда я сел обратно:
— Внезапно.
— Он бы не отстал, — пожал я плечами, — А так, может поймут намек, что дело-то у нас серьезное?
— Намек? — зомби самым неожиданным образом улыбнулся, — Это назовут Эпохой Сокрушения, «Мэрвин». Или даже Отрубленной Головы. Теперь мне придётся выйти туда и… дать объяснение своей несдержанности.
— Значит, я хотя бы смогу покурить в тишине.
Как только дохлый эльф скрылся за дверью, я тут же вцепился себе в грудь рукой, едва удерживаясь от того, чтобы не выпустить когти. Боль внутри была совершенно невыносимой. Видимо, девчонки всё-таки начали… не ожидал, что это будет так. Придется терпеть.
К счастью, у меня был преподаватель, научивший удивительно многому за тот небольшой срок, который у него был. Йаг Таг Каббази, культиватор расы саппоро, весьма умудренный алхимик, был совсем не той личностью, которая щадит настоящих учеников. Пределы, до которых он шутя доводил меня, раздвигали горизонты обоих, пусть и совсем в неласковой манере. Старый жаб не строил и не пестовал, он ломал, придавая нужную форму, а потом позволял неофиту заживить раны, иногда и с помощью своих эликсиров. Он ломал, ломал и ломал, уча не только восстанавливаться, но и принимать свою новую форму. Через боль, через агонию, через преодоление того, чего нельзя преодолеть самому, но можно с чужой помощью.
Сейчас только его наука помогала мне не утратить связь с реальностью. Нечто под моей одеждой, проникающее тонкими длинными иглами до моих нервов, пыталось погасить одну агонию другой, пошлой и телесной, совершенно не справляясь, но мне хотелось его погладить за старания. Это хоть немного отвлекало.
Еще отвлекали мысли.
Многие мечтают стать спасителями, заработать признание масс и элит. Не получить на халяву, а вырвать с собственной плотью и кровью, своей жертвой. Чтобы потом, гордясь шрамами, осознавать, что их жизнь не прошла бесцельно на полотне истории. Что они что-то значили, чего-то стоили, кого-то защитили и сохранили. Пусть, в частности, все представители разумных редкостные мудаки, но есть же дети? А дети, в первую очередь, это надежда. На то, что из них, из этих детей, вырастет кто-то лучший, чем мы. Поэтому спасение — очень даже светлая мечта.
…но мы не в сказке, а если и в ней, то в очень страшной. Сердце мира захвачено величайшим некромантом во главе страшного по своей сути и возможностям воинства. Против тандема чудовищной магии и вампирических боевых качеств эльфы попросту спасуют, особенно в «узких горлышках» порталов. Про демонов я молчу, расчет Сарката безупречен, а Верхний мир, сколько бы надежд на него не возлагали эльфы, даже не почешется. Его, этот мир, можно купить альтернативой точно также, как были куплены драконы.
Та афера, когда Меч Карающий и Разящий был похищен, а меня отправили за полуангелом, отправившимся убивать Гитлера, и был началом возвращения Мироубийцы. Ангел растратил разряд меча, а затем и подох, Саркат вернулся почти сразу, как только один из вампиров в очередной раз звезданул его артефактом. Затем он затаился как-то в Нижнем мире, поддерживая постоянную связь с вампирами через Вестника, существо, с которого ни у кого нет спроса. Шансы, что именно Сейлайзер Ерманкиил свёл собственную дочь с ума, вынудил гениальную, но очень замкнутую волшебницу изыскивать способ обратить отца назад, к жизни, создавая всё более мощную и мощную магию, крайне велики. Всё-таки, Вестник был вампиром, полностью преданным Королю.
Нет, уже не Королю. Каину. Вот какое имя оказалось у моего повелителя, созданного Саркатом.
И теперь… место в истории, где я не становлюсь героем, совершенно. Знаете почему, дамы и господа? Потому я, Конрад Арвистер, слабейший вампир. Бабник, похабник, джентльмен, может быть, с огромной натяжкой, даже детектив, но не более того. В этом дворце-горе, в Силаказоне, я слабейшее существо. Вся моя роль лишь в том, чтобы выйти на песок Великого Форума, а затем сыграть свою роль, определенную мне Мироубийцей. Почему?