- Давай просто ты признаешь, что ничего обо мне не знаешь. – Слова срывались с его губ. Лицо стало таким суровым и серьезным, что у дрожь тревоги пробежала по ее спине. – Ни черта. И, по этой же причине, ты ничего не знаешь о себе.
Кит нахмурилась.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Проверим все в реальных условиях, Кит. – Его рука внезапно двинулась, чтобы схватить ее лицо, длинные пальцы обхватили затылок. Большим пальцем надавил на мягкую плоть ее щеки. - Ты похожа на меня намного больше, чем желаешь признать. – Взгляд его бродил по ее лицу, задерживаясь на губах. – И ты снова хочешь меня, не важно, кем я являюсь.
Кит пыталась мотнуть головой, отрицая, но он удерживал ее голову на месте, пальцы плотнее сжимали ее горло.
- И… - он поднял свои глаза, в центре которого танцевали языки пламени, к ее, - теперь ты не просто потомок рода Маршана.
Кит моргнула. Как она и предполагала, ничего простого быть не может, что касается Маршана,
- Ты много больше, чем просто потомок, - прошептал он.
Больше?
- Ты – это я.
- Что?
- Такая же, как я, - поправил он себя. – Дувенату. Я обратил тебя после того, как тебя ранили. Это единственное, что я мог сделать, чтобы спасти тебя. – Давление пальцев на лицо увеличилось, как и его глаза, буквально буравившие ее.
- Нет. Ты сказал только, что я потомок рода Маршана, что я потенциальный носитель … - с упреком произнесла она, умоляя. – Как я могу быть дувенату? Как ты мог меня обратить?
- Ты же помнишь, что произошло на парковке. Ты знаешь. Тебя подстрелили, и ты умирала, - губы его сомкнулись в унылую линию. - Я спас тебя единственным способом, которым мог. И не жалею.
- Нет? – Кит вздрогнула от своего тоненького голоска. – Хорошо, я жалею! – Он обратил ее в то, что она ненавидела больше всего на свете. В то, за чем она беспомощно наблюдала, превращалась ее мать. К горлу подкатила желчь. – Ты знал о моих родителях. И ты обратил меня. Точно так же, как тогда какой-то ублюдок заразил мою мать. Ты должен был позволить мне умереть.
В его глазах вспыхнуло сильное чувство, затем исчезло, взгляд его возвращался к твердости, неясной мрачной тьме.
- Я не мог.
Она отпрянула от него, освобождая лицо от захвата его руки.
- Не прикасайся ко мне!
Жар, горевший в ней, освободился в порыве жгучей ярости, опалившей ей кровь. Сердце стучало в бешеном темпе, воздух струями вырывался из ее рта. Опустив голову, она издала низкий горловой стон, все еще пытаясь отпихнуть от себя Рэйфа
Он схватил ее за плечи, пытаясь заставить ее посмотреть на него.
Царапающее, покалывающее ощущение, граничащее с болью, сокрушило ее тело. Обессилев сопротивляться, она откинула голову назад и выгнула спину, громче издавая стоны. Обхватив свои щеки, Кит почувствовала, как менялись ее кости, даже немного растянулись, натянулись…
Она изо всех сил старалась держаться себя, всего, чего знала, но это становилось все тяжелее и тяжелее, ее тело словно сворачивалось внутри себя.
- Кит, нет! – закричал Рэйф, обхватив ее руками и притянув к себе. - Успокойся.
Она не могла, не могла контролировать свои разбушевавшиеся эмоции.
Лицо каждого ликана, которого она убила, образ изувеченного тела ее отца, лишенного жизни ее матерью, проносились в ее голове резкими вспышками. Он сделал это с ней. Превратил ее в одну из них. Красная пелена ярости затуманила ее зрение.
Звук его голоса достиг ее издали, как будто он звал ее со дна колодца.
- Кит! Кит! Нет! Успокойся. Не обращайся!
Глава 22
У него не было выбора.
Единственный способ удержать Кит от того, чтобы она не навредила ни себе, ни ему, заключался в том, чтобы освободить свою вторую сущность. Зверя, которого он держал твердой рукой и выпускал из клетки только при абсолютной необходимости. Как последнее средство.
И потому, держа в руках Кит, которая словно дикое животное боролась с ним со всей своей вновь обретенной силой, он обратился.
Кит замерла при виде его нового облика, вскрикнув от ужаса.
Ее искаженное лицо было отражением его собственного. Заостренные черты лица, бело-золотистое пламя в центре бледно-зеленых глаз. Она не знала этого, и он почувствовал облегчение от того, что она не может видеть себя.
- Кит, - прорычал он. Густой хриплый звук его голоса подтвердил то, что он уже знал, - он полностью обернулся. Его голос урчал глубоко в груди. – Вздохни глубоко. Успокойся, и ты вернешься в нормальное состояние.
Она затрясла головой, и ее волосы разлетелись в разные стороны. Она снова бросилась на него и уронила их обоих на пол.
- Кит, прекрати!
Схватив девушку за волосы, он принудил ее остановиться, глядя пристально в ее глаза, их напряженные тела прижимались друг к другу, грудь к груди.
Рэйф помнил боль при своем первом превращении, свое изумление и смятение, когда происходили изменения. Абсолютный ужас. Но с ним была его мать, которая говорила с ним, и ее голос был путеводной нитью, успокоительным бальзамом. Он должен стать тем же для Кит – если она позволит.
Он ослабил хватку и пропустил ее шелковистые волосы между своими пальцами. Опустив голову, он прижался лбом к ее покрытой потом коже, что-то успокаивающе бормоча. Кит продолжала бороться, и ему пришлось забросить на нее ногу, прижав ее к ковру.
- Тише. Тише, - бормотал он, как если бы уговаривал дикое животное, вздрогнув, когда она откинула голову назад и со всей силы обрушила ее на его голову.
Пятна заплясали у него перед глазами. Сдерживая проклятия, он гладил ее затылок, удерживая ее на месте.
- Позволь мне помочь тебе.
Она издала хныкающий звук и прекратила борьбу. Его рука спустилась ниже на ее спину, описывая круги по тонкой хлопчатобумажной майке. Он мог чувствовать каждый маленький позвонок ее хребта – эротично-мучительное ощущение. Напряжение покинуло ее. Тело в его руках расслабилось, а его пышущий жар превратился в тепло, которое, словно уютный огонек очага в зимнюю ночь, соблазнял его.
- Хорошо, - выдохнул он, почти касаясь губами ее губ.
Дыхание ее было сладким, и он вдыхал его, пил, как вино. Она задрожала в его руках. Не удержавшись, он легко поцеловал ее трепещущие губы. Она дернулась, словно ужаленная. И он, чувствуя нарастающий голод, последовал за ее ртом, требуя еще поцелуя.
Она вздохнула и раздвинула губы, впустив в рот его требовательный язык. Животный голод вспыхнул в нем при этом звуке, при ощущении сладости ее рта – тот голод, который он пытался держать в узде всю свою жизнь. Он, конечно, не жил, как монах, но всегда был осторожен и никогда не терял головы из-за женщины. Никогда до недавнего времени. До того, как появилась Кит.
И Кит больше не смертная …
Мысль, опасная сама по себе. Если он позволит себе думать в этом духе, то он раздвинет ей ноги прежде, чем сможет остановиться.
Со стоном Рэйф оборвал поцелуй и откинулся, чтобы посмотреть на нее, с облегчением увидев, что она снова была сама собой. Почти хорошо. Дикий гнев, возможно, исчез, но его отголоски или чего-то еще остались. Ее зеленые глаза сияли, рот был заманчиво приоткрыт, и губы соблазнительно блестели.
Он убрал ногу и отодвинулся. Она не хотела его. Больше не хотела. А он не мог больше выносить ее ненависть. Он не воспользуется ею, пока она снова не станет сама собой. Черт, но она никогда не станет собой. Никогда полностью. Не так, как прежде.
Его руки напряглись, но он удержал себя от обращения. Он должен остаться человеком. Напряжение звенело в его мускулах, инстинкт затопил его разум, требуя, чтобы он взял ее, овладел ею. Теперь она была частью его самого. Такое же существо. Дувенату.
Кит считала его монстром. Он знал это, видел в ее глазах, слышал в ее голосе, и это его ранило. Проклятие, но его темная сущность жаждала раздвинуть ей ноги и услышать, как она выкрикивает его имя – имя монстра – когда он возьмет ее мощно и безжалостно.
Желание горело в его крови … и гнев. Гнев на себя за то, что желал то, на что не имел права.