Я оглянулась, и садовник снова вытерся платком и помахал рукой. Сердце оборвалось и ухнуло куда-то вниз, я сглотнула ком и тяжело задышала, страх и гнев разрывали меня на части.
– Зачем вы это делаете? – повторила я, вырывая руку. – Почему убиваете своих жен?
– Думаете, мне нравится делать это, фрау Кёне-Мейердорф? – с неприязнью проговорил генерал.
– А разве нет?
– Отнюдь, – возразил он. – Проклятие тяготеет надо мной с отрочества, я не властен над ним и не в силах ничего изменить.
– Вы могли бы не жениться, пока не проверите свои чувства!
– Это невозможно, дорогая. Я военный, генерал, а на войне промедление подобно смерти.
– Но здесь не война.
– Пока еще нет, пичужка. Пока нет. Но попробуйте дать слабину и увидите, как эти псы вцепятся в ваше горло, под угрозой мой титул и моя должность.
– Неужели титул и должность ценнее чужой жизни?
– Намного. Я родился сыном герцога, но все детство провел на мельнице, потому что моей матерью была дочь мельника. Мне пришлось через многое переступить, чтобы подняться на ту вершину, где я сейчас нахожусь.
Вспомнились слова Жюли о том, что генерал откусил голову старшему брату, и я облизала пересохшие губы, но все-таки не сдавалась.
– Вы могли бы не снимать очки во время брачной ночи.
– Мог бы, но как иначе узнаю, снялось проклятие или нет?
– В таком случае устройте фиктивный брак. Дайте, наконец, девушкам время, чтобы они полюбили вас! Добивайтесь этой любви! Вы…
Он остановился и крепко сжал мои руки, повернувшись лицом и нависнув надо мной, как скала.
– Думаете, я не делал этого? – сдерживая ярость, тихо заговорил он, сверкая золотыми точками в глубине бездонных очков. – Думаете, мы не пытались? Первую жену я задаривал подарками, покупал лучшие драгоценности и платья, носил на руках, закатывал балы, я клялся ей в вечной любви. Искренне и пылко. Но разве она полюбила меня? О, нет! Она любила только мой титул и мои деньги, вернее, деньги моего отца, будь он проклят. – Генерал заскрежетал зубами и сильнее сжал мои запястья. – Она клялась в вечной любви, но не смогла снять проклятия. Потом была Агата, руки которой я добивался не меньше полугода, и она тоже водила меня за нос, распространяя грязные сплетни за моей спиной. Как они все. И Гретхен, и Катерина, и Луиза, и Тереза. И теперь вы, моя дорогая Мэрион.
– Я не…
– Молчите! – Он прижал палец к моим губам. – Молчите, ради бога, или я прикажу высечь вас прямо здесь, на глазах у слуг и конюхов. Вы думаете, я снова поведусь на прелестное личико? На юное тело? На пылкие клятвы и фальшивые слезы? Как бы не так. – На губах генерала зазмеилась кривая усмешка. – Вам не удастся завладеть ни моим имуществом, ни моим титулом, ни моим сердцем. Вы, все вы, моя дорогая, весь ваш лживый женский род, начиная со сводных сестер, которые тянут с меня на благотворительность, и заканчивая последними альтарскими шлюхами, которые мать родную продадут за бриллиантовое колечко. Вы просите милосердия, но сами готовы вонзить в спину нож. О, я хорошо вас изучил! – Он больно сжал мой подбородок, заставляя смотреть в лицо. Золотое сияние его глаз клубилось в зеркальной глубине, и я снова почувствовала уже знакомое головокружение. – Довольно глупостей и пустых надежд. Милосердия не будет, моя пичужка, оно умерло в моем окаменевшем сердце, а теперь умрете и вы. Но знаете, – тут генерал вздохнул и погладил меня по щеке, придав своему лицу задумчивость, – мне даже будет вас немного жаль. Немного! – Он сложил большой и указательный пальцы в щепотку. – Совсем чуть-чуть. Ну а сейчас вы можете сполна насладиться богатством замка Мейердорфского, замка Черного Дракона!
Перед нами распахнулись массивные двери, и дворецкий в черном строгом облачении низко поклонился старому хозяину и новой госпоже. Галантно, будто и не было никаких угроз, генерал взял меня за руку и ввел в огромный холл, выложенный черным мрамором. Напротив входа во всю стену мозаикой был выложен черный дракон – гребень острый, как зубья пилы, пасть оскалена, янтарные глаза полыхают злобой.
– Кристоф, проводите фрау Кёне-Мейердорф в ее комнаты, – холодно приказал генерал. – Весь верхний этаж в ее полном распоряжении, пусть ходит куда хочет и делает что хочет. За исключением одного… да вы знаете! О правилах замка сообщите сами, меня сильно утомили эти бессмысленные приготовления.
Хлопнув дворецкого по плечу, генерал вложил мою руку в его.
– А вы, дорогая пичужка, – обратился он ко мне, – если вновь вздумаете улететь, помните, что мост поднят, обрывы круты, а виверны голодны. И слуги отвечают за вас головой.