Семь…
Восемь…
Девять…
А дальше? Дальше ничего. Совсем ничего. Время застыло совсем, видимо, разочаровавшись в моей «быстрой» реакции. Теперь то я могла его спасти, но не могла понять, как это сделать. Да, вот такая я заторможенная, когда буквально в шоке от происходящего. А еще говорила, что могу постоять за себя!
На деле даже сейчас я продолжала тормозить, хотя, вполне могла начать что-то делать, не переживая, что в меня прилетит фаербол или ледяной шар.
Меня будто тряхнуло осознанием того, что я абсолютно беспомощна. Ну нет, то точно не так, и никогда так не будет. На глаза навернулись слезы, застилая все вокруг. Нет, того я допустить не могла. Уж он то заслужил счастья, будучи безнадежным романтиком и отважным воином.
На шатающихся ногах я подошла к Чарльзу, положила свою руку ему на плечо.
Пять…
Четыре…
Три….
Скоро время опять ускорит свой бег. За несколько мгновений пуля настигнет Чарльза, который вряд ли поймет, что вообще произошло.
Но допустить этого я не могла.
Я огляделась, пытаясь найти что-нибудь, чем можно закрыть его от пули. Но ничего не двигалось. Даже саму пулю было невозможно сдвинуть с места. А потому… оставался всего один выход. Пусть, мама вряд ли его одобрит, да, и Чарльз точно. Я уже слышала их причитания о том, что этого делать не стоило, что такова судьба. Но я то знала, что как раз сама судьба и дает мне шанс, который я упустить не могу.
Два…
Один…
Я закрыла Чарльза от пули собой. Да, только таков был выход. Возможно, он и был ошибкой, но через пару мгновений меня то уже не волновало. Я провалилась в пустоту, в которой была лишь я, не понимающая, где верх, а где низ, и мои мысли, причиняющие больше боли, чем пуля.
Нет, конечно, я была бы рада пожить еще, но точно не жалела о произошедшем, ведь, спасла тем самым любимого человека. Пусть, даже мне придется довольно много времени провести, думая о том, к каким это приведет последствиям.
Я тяжело вздохнула и еле заметно улыбнулась, погружаясь в сон. Довольно много времени я просто просплю. А дальше? А дальше посмотрим.
***
Год назад…
Широко улыбнувшись, я посмотрела в камеру. Щелкнула вспышка, на насколько следующих мгновений ослепляя меня.
- И как тебе? – Чарльз протянул мне фотоаппарат с открытой фоткой, последней, что он сделал.
- Я моргнула. – Обиженно протянула я.
- Опять?
- Говорила же, что фотографироваться не умею. И вообще… Я не фотогеничная. Видишь, какое у меня лицо здесь широкое, а с этой стороны нос большой.
Чарльз слушал это все с легкой улыбкой на лице, внимательно оглядывая с ног до головы.
- А знаешь, ты права. Фотографии выходят не очень. Вживую ты намного лучше.
Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но на ум ничего не приходило. Я смущенно протянула фотоаппарат ему обратно и принялась переобуваться из туфлей на высоких каблуках в обычные кроссовки. Накинув на тонкую водолазку плащ, я прислонилась к стенке, ожидая, когда Чарльз сложит свои вещи в рюкзак.
- Куда сейчас? – Поинтересовалась я, открывая дверь и заодно надеясь, что он не помнит.
- Как и договаривались…
- А о чем мы договаривались?
- Что идем знакомиться с твоими родителями.
Я тяжело вздохнула и вышла из дома. Почему-то никого и ни с кем мне знакомить не хотелось. Но надо было, чтобы не вышло, что о его существовании мама узнает только тогда, когда придется посетить нашу свадьбу. Хотя, и на нее маму можно не приглашать. Заманчивое предложение, конечно, но делать так не буду.
Путь до дома был и так долгим, так как сначала надо было добраться из этой глуши, где мы устроили фотосессию, до автобусной остановки. Толь эта, самая малая часть пути, занимала уже два часа. Поэтому опоздать на автобус нельзя было точно.
Еще два часа мы ехали до города. И если первое время я отдыхала после довольно долгой прогулки, то потом оставалось либо спать, либо смотреть в окно на постоянно меняющийся пейзаж. За столь долгий промежуток времени можно было увидеть и горы, возвышающиеся над маленькими домиками, не понятно, как еще не развалившимися под давлением… воздуха. Казалось, подует ветерок, и эти избушки унесет за тридевять земель вместе с их владельцами, которые и приезжали то раз в месяц, чтобы посокрушаться о том, как тут все заросло, и что никто ничего не делает.