Но вот родители всегда требовали от Алека быть лучше, чем другие. И он из кожи лез, чтобы доказать, что действительно лучший, вот только даже приемный Джейс всегда обскакивал его во всём. Но в такие моменты он совсем не злился: они выбрали друг друга, они стали парабатаями, они соперничали в шутку. Но вот для Алека это не было шуткой, он ложно считал их связь влюбленностью, поэтому всегда отступал в их спорах, поддаваясь, разрешая Джейсу выигрывать. "Тяжело голове, носящей корону", — любимая фраза Иззи. Вот только его младшей сестренке было легче, потому что от неё не требовали столько всего, как от Алека. Родители постоянно твердили ему о том, что он старше, что он отвечает за брата и сестру, что он должен быть лучшим и следовать законам сумеречных охотников. И он послушно следовал, хотя эти законы порой оказывались совсем несправедливыми. Алек убедился в этом впервые, когда ему было десять, ровно столько же, как и Максу сейчас. И он рад, что их самый младший братик имеет игрушки и детство, так жестоко отобранное у самого Алека. И, казалось бы, ничего такого, просто он тогда в спарринге уступал сопернику, такому же мальчику. Слабая левая давала о себе знать, поэтому вскоре на шее красовалась руна уклонения. С её помощью Алек и выиграл тогда, и мать с радостью сказала, что гордится им. Но потом этот мальчик вспылил и бросился к нему, а Алек не сдержался в ответ, ударив и сломав ему нос, за что должен был понести наказание. Это было несправедливо, но того требовал закон, Алек всё ещё помнит, как ему было больно, страшно и стыдно, когда отец перегнул его через колено и выпорол ремнем на глазах у всего Конклава. Алек знает, что Роберт сожалеет об этом до сегодняшнего дня, но вот в глазах Маризы тогда не было сострадания, только очередная гордость за то, что сын достойно принял наказание. Его учили с самого детства, что сумеречные охотники не чувствуют боли, что такого чувства и ощущения просто не существует, оно делает их слабыми, а нефилимы сильные. Поэтому пришлось сжать зубы и терпеть, терпеть всю неделю, когда он не мог нормально сидеть, потому что мать, согласно правилам, отобрала у него стило и не разрешила нанести Иратце.
Но боль преследовала его, она была вполне реальной. Когда только началась вся эта история с Клэри и Валентином, когда в тренировочный зал ворвался огромный демон-мутант, едва не убивший Ходжа и ранивший Алека, ему снова нужно было терпеть. Это было первое серьезное ранение Алека, он послушно сидел на больничной койке, пока отец накладывал швы на его плече. "Не дергайся", — строго и немного нервно приказал Роберт. Алек где-то в глубине души знал, что отец взвинченный не из-за этого, просто он испугался за сына, да и лишние движения не способствовали зашиванию плоти. "Я не дергаюсь, мне не больно даже", — поспешил тогда ответить Алек, в очередной раз сжимая челюсть, грозясь раскрошить зубы к чертям. Он сумеречный охотник, он не должен был показывать боль, вот только Иззи всё понимала, ласково поглаживая его руку и мягко улыбаясь. Она словно пыталась забрать себе частичку его боли. Из точно знала, что брату больно, ведь если в кровавом месиве зияет кость, иначе и быть не может.
И Алек уже было свыкся с тем, что всем плевать на его боль, ведь её как бы и не существует, вот только встреча с Магнусом всё изменила. Бейн тотально не переносил даже мысли о том, что с Алеком может что-то случиться, он каждый раз трясся над ним и пытался помочь. Вот только его нефилим был против и злился, когда Магнус применял магию, поэтому с началом отношений, а именно поцелуем на сорвавшейся свадьбе, они договорились, что Бейн не будет пользоваться синими искрами. Магнус ворчал, но обустраивал кухню, покупал миксеры, микроволновки и чайники, учился готовить, а вскоре уже без задних мыслей делал себе кофе сам, не призывая его из ближайшей кофейни. Бейн часто шутил, что он стал совсем ручным, называл себя персональным магом Александра, но вот когда дело дошло до постели, он немного вспылил, не желая причинять боли нефилиму. А затем сдался, потому что вдруг понял, что Алек просто хочет прочувствовать всё от начала до конца, потому что ему всю жизнь твердили, будто охотники совсем ничего не чувствуют, будто ими движет только холодный расчёт и законы.
В первый раз тоже было стыдно, больно и страшно, но не так, как в десять лет, когда его наказывали. С Магнусом всё было по-другому, он заставлял чувствовать всё — любовь, трепет, страсть. С ним боль становилась сладкой, страх был естественным, а стыд отдавал пикантностью момента. Алек всегда думал, что их секс будет чем-то либо неловким, либо несерьезным, вот только Бейн менялся на глазах, стоило им оказаться наедине: шутки и глупые прозвища улетучивались; кошачьи глаза больше не улыбались, они становились темнее и серьезнее; взгляд был испытующим. В ту самую первую ночь Бейн был очень медлительным и аккуратным, хотя сейчас Алек со стопроцентной уверенность может сказать, что его любимый такой каждый раз. Магнус во время их занятий любовью напряженный, он чем-то напоминает Лайтвуду тетиву его лука. Он спрашивает: "Больно?", "Всё хорошо?" — по нескольку раз за вечер: когда толкает первый палец, потом второй и третий, а затем уточняет ещё раз, медленно-медленно проникая в горячее тело. Смешно, но Магнус спрашивает об этом даже когда они идут на второй раунд, и даже на третий или четвертый, он спрашивает об этом каждый раз, и даже сейчас, спустя два года. И Алек послушно отвечает или же дает знать, что всё отлично, другим способом, вроде громких сладких стонов, которых раньше так стеснялся, или хриплого "ещё" в унисон с толчком пятками в поясницу. И он не ленится отвечать, потому что однажды Магнус дал понять, что ему это действительно важно, что он волнуется, а ведь раньше об Алеке никто не заботился так сильно. Лайтвуд помнит, это был их раз, наверно, двадцатый по счёту, учитывая, что они занимались сексом регулярно, то Алеку уже просто не могло быть больно. "Не больно?.." — привычно выдохнул Бейн куда-то в шею, оставив легкий поцелуй за ухом, а затем пристально посмотрел в голубые глаза. Алек тогда сделал оплошность, закатив эти самые глаза оттого, что к нему относятся, как к какой-то фарфоровой кукле. У них были сложные отношения: весь этот выход из шкафа, периодические появления бывших Магнуса, вечная ревность Алека и неодобрение Маризы. Но такого нехорошего взгляда золотистых глаз Алек не видел у Магнуса никогда. Бейн остановился и ухватил двумя пальцами нефилима за подбородок, заставляя замереть и смотреть только на себя. "Я спросил — тебе не больно?.." — повторил он свой вопрос, напугав Алека до невозможности. "Нет..." — кротко выдохнул нефилим в ответ. "Для меня это важно, Александр... Отвечай, когда я спрашиваю..." — уже мягче попросил маг, отпуская лицо Алека и делая первый полноценный толчок, заставляя любимого забыться, стонать и выгибаться. После этого случая Алек больше не перечит, даже вчера вечером, когда они вернулись от Катарины и их накрыло неожиданной волной возбуждения. Они так и не дошли до спальни, ввалившись в лофт и срывая друг с друга одежду прямо в прихожей. Магнус вдавил его лопатками в стену, при этом четко контролируя силу, чтобы не сделать больно, он очерчивал языком руны на груди любимого, когда Алек развернулся лицом к стене, несдержанно прогибаясь. "Давай так... Мы же только утром... Я растянут..." — умолял нефилим, но Магнус призвал смазку, наплевав на то, что обещал не колдовать без надобности, и принялся готовить его — опять медленно и от этого мучительно сладко, несмотря на всю страсть, — а затем осторожное проникновение. "Мне не больно... Пожалуйста..." — заскулил Алек прежде, чем любимый успел спросить. И только после этого Бейн расслабился, отпустил себя. Они не говорят об этом, но Алек надеется, что однажды наступит момент, когда Магнус перестанет спрашивать, когда поймет, что нефилим доверяет ему настолько, что ему просто невозможно сделать больно.