Диссонанс возникает в том случае, сделал вывод Гельмгольц, когда два обертона настолько близки, что становятся помехой один другому: мы не воспринимаем их ни как одинаковые, ни как однозначно различные. Они звучат резко, неслитно, что придает окраску общему звучанию.
До тех пор, пока октава интонирована чисто, трения между звуками не возникает — потому-то мы воспринимаем оба тона с интервалом в одну октаву как в принципе одинаковые.
При одновременном звучании основного тона и квинты происходит относительно немного наложений обертонов. У большой терции обертоны иногда почти совпадают, что приводит к наложениям, в случае большой септимы такое происходит еще чаще.
Это вполне соответствует теории гармонии: верхние звуки октавы и квинты, малой и большой терций, кварты, малой и большой сексты наилучшим образом сочетаются с основным тоном. (Кстати говоря, в прошлом большая терция и кварта считались абсолютно диссонансными интервалами).
Вы имеете возможность послушать в Интернете соответствующие скрипичные звуки и составить собственное мнение о том, какие интервалы воспринимаете как консонансные или диссонансные, грубые или благозвучные, сливающиеся или несливающиеся.
Так называемая «теория помех Гельмгольца» выявила взаимосвязь между физиологией слуха и его эстетическим пониманием, объяснила процесс восприятия звука и возникающих во время него помех и примерно сто лет служила объяснением благозвучия и гармонии.
В последние годы становятся все более очевидными недостатки этой теории. Во-первых, она имеет силу, строго говоря, только для звуков с многочисленными обертонами, так как в этом случае возникает определенное напряжение. Практические результаты противоречивы. Музыканты находят, например, большую септиму двух синусоидальных тонов диссонантной, так как оценивают ее на базе своего профессионального опыта. Эксперименты с дилетантами показали, что те квалифицируют звучание всех больших интервалов как «в полном порядке». Хотите проверить сами? Зайдите на сайт и сделайте свой выбор.
Главный же аргумент против — в ситуации, когда высоту звука определяет человек, например, вокалист, он интонирует все равно неточно, но если он остается в «критическом диапазоне», мы воспринимаем замаскированный в качестве консонантного интервал как консонантный, хотя там уже, собственно говоря, возникает «трение».
Чтобы понять, как сегодня объясняется феномен консонанса, необходимо вернуться к восприятию высоты звуков. Музыкальные звуки представляют собой периодические сигналы, которые регулярно усиливаются и ослабевают. Самый низкий звук, который мы в состоянии услышать, колеблется примерно 20 раз в секунду, самый высокий — 20 тысяч раз. Это означает, что электрический сигнал в нерве пульсирует в том же ритме. Области головного мозга, в которых сигнал обрабатывается, экспериментально уже идентифицированы.
Немецкий исследователь музыки Мартин Эбелинг из города Мёнхенгладбах разработал математическую теорию консонанса, где речь идет о том, что у тех звуков, которые находятся друг к другу в консонасном отношении, периоды совпадают чаще, чем у диссонантных интервалов.
Из этих сложных математических зависимостей Эбелинг в 2007 году вывел «консонантную функцию», постоянно отслеживающую созвучие тонов в октаве, которая поразительно схожа с полученной Гельмгольцем на основе совершенно иных математических предпосылок.
Мы воспринимаем совмещение двух звуков на физиологическом уровне. И это верно для всех людей. «Нейрофизиологические, психофизические и теоретические исследования показали, что фундаментальные аспекты чувственного восприятия гармонии не являются культурным наследием, но должны рассматриваться как врожденное свойство нашего мозга», — пишет нейроакустик Геральд Лангнер из Дармштадта. Другими словами: основы гармонии заложены в мозге, неважно, где человек вырос — в современной Европе или в Африке тысячи лет назад.
Консонанс двух звуков — только первый шаг к объяснению гармоний. Уже 500 лет нашу музыкальную историю определяют мажорное и минорное трезвучия. Они устанавливают, говоря упрощенно, характер композиции — поэтому у нас есть повод рассмотреть эти два лада поподробнее.
Мажор и минор
Гармония — это подарок Европы мировой музыке. Она берет начало в двухголосии григорианских песнопений. В эпоху Ренессанса зазвучали одновременно до четырех голосов, а в музыке классицизма и романтизма, как еще позже — в джазе, аккорды состоят иногда из одновременно звучащих шести и более нот. Они раздаются сегодня по всему миру. Разумеется, это следствие экономической и политической экспансии западного образа жизни, но такие созвучия, тем не менее, воспринимают люди и в Азии, и в Африке, и в Америке. Интернациональная поп-музыка, господствующая сегодня в мире, возможно, имеет истоки в других культурах, прежде всего, африканской, с ее ритмичностью и мелодикой, но в основе ее все равно лежит гармония, возникшая в Европе в относительно недавнем прошлом.