Как хранится музыка в нашей памяти: в звукозаписи, со всеми деталями, или в некой абстрактной форме, фиксирующей только наиболее характерное, скажем, мелодию и ритм?
Эксперименты показывают, что мы в состоянии узнать конкретное произведение по короткому отрывку, когда ни о мелодии, ни о ритме речи идти не может.
Недавно я посмотрел в Интернете видеоклип британской рок-группы «Kinks», где они поют хит 1970 года «Lola». В те годы многие группы начали выступать под фонограмму. На видео вся аппаратура «Kinks», в том числе и гитары, подключена. Артикуляция вокалиста Рэя Дэвиса идеально совпадает со звуком. Не спорю, время от времени он находится далековато от микрофона, но в целом все выглядит весьма правдоподобно. Однако, прослушав нескольких тактов, я понял: они поют под фонограмму. Я очень хорошо знаю этот хит, он был на моей самой первой пластинке, и каждая деталь записи отпечатана в моей памяти. Я узнал ее сразу и убежден, что настолько точно воспроизвести ее не смог бы никто, даже сами исполнители.
Есть люди, способные мысленно слышать конкретную композицию и даже целый концерт. Невролог Оливер Закс пишет в книге «Однорукий пианист» о своем отце: «Ему не нужно было ставить пластинку на граммофон, он мог представить звучание партитуры даже в разных интерпретациях и с импровизациями».
Что именно слышал при этом отец Закса: извлекал из памяти некогда услышанную конкретную запись произведения, как если бы включал магнитофон? Или заставлял свой «внутренний оркестр» исполнять партитуру — подобно тому, как компьютер проигрывает для нас ноты? Обладающие такими способностями люди имеют в распоряжении практически всю музыку, какую в состоянии себе представить.
Но даже простые смертные хранят в своем музыкальном лексиконе не только то, что некогда слышали. Мы узнаем композицию, даже если она сильно отличается от той версии, которая нам знакома: например, инструментальное исполнение вокального произведения или обработку хита «Highway to Hell» группы «AC/DC» в исполнении кантри-группы «Texas Lighting» под управлением Олли Дитриха. Даже если перевести известные мотивы из мажора в минор, мелодия останется узнаваема (несколько примеров можно прослушать на сайте 
).
Существуют даже фанаты таких кавер-версий. Я регулярно слушаю передачу из Денвера, в которой трижды в неделю несколько известных и не очень известных песен исполняются в новой версии, и подчас их эмоциональная выразительность радикально меняется. Мы в нашем хоре тоже так поступаем — наша вокалистка Марсия Плихта очень убедительно поет композицию «Toxic», которую Бритни Спирс исполняет в стиле диско, как балладу, и зрителям это нравится. Думаю, немалую роль тут играет эффект узнавания: разгадав музыкальную загадку, они получают удовольствие. А когда мы исполняем без сопровождения «Whole Lotta Love» группы «Led Zeppellin», публика начинает улыбаться. Хард-рок настолько преображается, когда его поет хор из пяти голосов без сопровождения, что его узнают только после первой строфы — и это воспринимается как музыкальная шутка. Подобные сюрпризы описывает Дэвид Харон в книге «Sweet Anticipation» («Сладкое ожидание»).
В узком смысле музыкальный «лексикон» состоит из запомнившихся нам мелодий. Имеются, однако, и другие атрибуты произведения: например, название или известный нам исполнитель, а также слова песни. Они не «закодированы» в музыке и их гораздо труднее вспомнить впоследствии. Музыкальные параметры хранятся преимущественно в правом полушарии головного мозга, фактические же сведения откладываются в левом. Очевидно, абстрактная информация запоминается сознательно. Это подобно памяти на имена: при взгляде на фотографию легко вспоминаешь человека, а вот восстановить в памяти его имя удается далеко не сразу — и с возрастом все труднее. Обратное происходит гораздо проще: стоит нам услышать имя, и перед глазами немедленно возникает образ.
Каким образом работает музыкальный «лексикон», пока не совсем ясно. Во всяком случае, иначе, чем компьютер. Каждое пережитое событие оставляет в памяти след, и если новое событие на него похоже, то всплывает запомнившееся.