Есть еще одна серьезная причина, по которой станковизм должен был удержаться: неподготовленность ни производства, ни общества в целом к переходу от последних достижений левого искусства к единственно возможной эстетической стадии, к так наз. производственно-утилитарному искусству.
Неустранимое разложение изобразительности в живописи, происходившее начиная от импрессионистов, дошло до вещных конструкций, т.-е. до формального конструкторства, по методам представлявшего логический и исторический мост от искусства к инженерии. Ряд групп художников (сильнейшая – в СССР) поставил своей целью как раз организованное, вплоть до нотовства, изобретение (не смешивать с «украшением», с «прикладничеством») индустриальной продукции.
Однако ни квалификация (техническая) художников, ни установка штамповальщиков-инженеров (НОТ не штамп, когда техника развивается), ни столетние новинки промышленности, ни число мастеров производственного искусства, ни потребность обслуживать рынок, т.-е. «вкусы», ни культурность организатора хозяйства не позволили реализовать программу производственного искусства в той мере, в какой она бы могла вытеснить суррогат действительности ее организаций.
«Беспредметничество» очутилось в практическом тупике, а продолжать «ляпать» конструкции из кусочков металла, дерева, стекла и т. п. было ни к чему. Кое-где стало возможным ничтожное по размаху «конструктивное» прикладничество, кое-где начала отвоевывать позиции новая архитектура, но отменить этим искусство станка было, конечно, невозможно.
Многие дезертировали в условную изобразительность, часть примирилась с существованием утилитарного и станкового, немногие продолжают сектантски бороться за неосуществимые сейчас идеи, не понимая, что, пока людьми управляет рынок, т.-е. пока действительность не организована, станковизм будет, при всем его убожестве, побеждать – сюжетно, и местом и временем, существующую ограниченную рекламу, временный и частичный плакат.
Концентрация промышленности и возрастающая организованность классовой борьбы сделают рекламу и плакат квалифицированным искусством, но ликвидировать станковизм они безусловно не смогут, – разве что снизят его, поставив себя рядом с ним (качество, сила воздействия, потребность в обществе) и в значительной мере сорвав с него «тайну» эстетического, которая до сих пор базировалась на индивидуальном процессе «художественного производства».
Более важную, благодаря постоянному и массовому потреблению, роль сыграют в деле дестанковизации искусства – фотография и кино. Относительно кино можно уже сейчас сказать, что сюжетно и предметно («психология», портрет, пейзаж, вещь) оно многим замещает не только театр, но и живопись (особенно так наз. кино-монтаж); немалое значение имеет в плоскости вытеснения картины фотография, превращающаяся, пока очень медленно, в сознательное художественное творчество.
И если процесс фото-кино-овладения потребителем искусства происходит с трудом, то это объясняется, во-первых, недавним выступлением кино и особенно фото на арену художественной деятельности (таких фото-«имен», как в кино, вообще, не имеется), а главное – технической слабостью по сравнению с живописью. Действительность есть явление свето-цветовое и «фактурное» (обладающее качественно отличными свойствами поверхностей), и до тех пор, пока фото и кино не добьются свето-цветовой и фактурной техники, живопись, как познавательно-активизирующее искусство, останется монополистом «отображения».
Правда, тут дело времени; надо лишь знать, что и кино и фото буржуазного искусства стремятся не реорганизовать сплошь самые методы творчества, а почти всегда их технически осовременить. Так, напр., нынешняя буржуазная художественная фотография строит кубистические, импрессионистские, экспрессионистические композиции, т.-е. фактически, имея возможность убить живопись, рабски ей подражает. Между тем, усовершенствованное кино и фото обладают собственными приемами творчества (фиксация реальности), которые не выводятся из живописи, а напротив, исключают ее. Но для такого искусства нужна не только новая техника, а прежде всего новые социальные цели, новый класс: если каждая «иллюстрация» будет не «репродукцией», а фактом искусства (что с точки зрения буржуа невозможно без «эстетизации» фотоснимка), то незачем станет писать отдельные картины, вешать их на стене и т. д.
Таковы корни, за которые цепляется станковизм.
Отсутствует индустриальная организация действительности, проводящаяся при помощи инженеров-художников («утилитаристов»); отсутствует свето-фактурная фиксация действительности; держится старый частно-хозяйственный быт; не дорос до социализма в искусстве рабочий класс.