Честность бывает разная: истинная и безнравственная. У Волконского была прямо-таки маниакальная честность, весьма тягостная для его ближних. Он никогда ничего не просил для блага своих или жениных родственников. Но то была честность не гражданина, а трусливого бюрократа. Крайний эгоист, опасавшийся неосторожным поступком причинить вред своей служебной репутации, – вот что такое был Петрахан.
Он был довольно экономно наделен умственными ресурсами. Преданность, усердие, честность составляли его основной и оборотный капитал. Короче говоря, он был честен не по велению совести, а по расчету, из-за выгоды.
Второй по значению фигурой в Главном штабе являлся дежурный генерал (это название постоянной должности) Арсений Андреевич Закревский. Ради своенравной Грушеньки – полное имя его легкомысленной красавицы жены было Аграфена, – а также ради столь же известной дочери Лидии он был способен нарушить любой закон.
Ручаться за деловую порядочность взбалмошного сановника не приходится. Но у кого бы ни похитил Закревский изрядную сумму, вернуть её он был способен только по приказу Николая. А с ведома Николая не мог Закревский в сопроводительном письме писать Киселеву:
«Я был вашим врагом. Все вызывало мою ревность, или скорее ненависть». Это была бы явная чепуха: кому не известно, что Закревский в глаза и за глаза величал давнего приятеля Паша Киселев?
К тому же ни чепуху, ни правду Закревский не сумел бы изложить пофранцузски. Ему не хватало образованности.
Шутить! И век шутить!
Кто являлся в Главном штабе третьим по важности лицом? Князь Александр Сергеевич Меншиков. «Самый остроумный человек в России, ум отрицательный, характер сомнительный», – так отозвался о нем кто-то из современников.
Историк Е. В. Тарле в своем двухтомном труде «Крымская война» посвятил ему немало горьких строк:
«Он был циник и скептик, откровенно презирал своих коллег по правительству и не давал себе никакого труда скрывать это. Меншиков издевался над… министром финансов Вронченко».
По-видимому, именно Меншиков без особых на то оснований, ради смеха перекрутил фамилию министра: «Не в меру Вральченко». Было бы не удивительно, если бы Вронченко постарался в свой черед подкузьмить придворного острослова.
Тарле продолжает:
«…Была у него еще одна убийственно вредная черта: его бесспорный и тонкий ум был каким-то вялым, недейственным, ни малейшей энергии мысли, не говоря уже об энергии волевой, у него не было”.
Тарле отмечает также беззаботность и благодушие, то есть неумение и нежелание предвидеть и заранее обдумать даже и неизбежные затруднения и неприятности. Мол, ничего невыгодного для царской России случиться не может, а если что и случится, все равно, как-нибудь обойдется.
Меншиков, по мнению Тарле, был одним из главных виновников возникновения и неудачного хода Крымской войны. Тарле говорит:
«Адмирал Матюшкин, благороднейший человек, один из любимейших лицейских товарищей Пушкина, тот, кому посвящены такие сердечные две строфы в бессмертном „19 октября” 1825 г., разумеется, не мог не быть принципиальным врагом Меншикова, не мог не возмущаться и этим лукавым царедворцем, и его клевретами и прихлебателями, и всеми методами его хозяйничанья во флоте».
Не утаим, что Тарле все же признал за Меншиковым одно, как полагал историк, бесспорное достоинство:
«Будучи очень богат, князь Александр Сергеевич никогда не воровал казенных денег. Это при николаевском дворе так бросалось в глаза, что об этой странности тогда много говорили в петербургском высшем свете, о ней даже иностранные представители писали в своих донесениях, и вообще так все к этой черте относились, как относятся люди к диковинной игре природы, вольной в своих прихотях».
Заметим ради точности, что Меншиков, по его словам, далеко не всегда был очень богат. В 1815 году он писал Закревскому:
«Ты принимаешь за шутку следующую о мне правду: “мои финансы плохи”, и мне нужно долгое время для поправления оных. Вступая теперь в правление имения, я нашел 300 000 долгу при 32 000 доходу, и на первый случай почти нечем изворотиться…»
Впрочем, возможно, что прибеднялся. От скупости. Недаром позднее Меншиков о себе говорил, что он, «прослыв скупцом, старается сохранить эту репутацию».
Скажем сразу, что отношения Меншикова и Киселева не были гладкими. Прямое свидетельство находим в наставительном письме Закревского Киселеву от 15 декабря 1819 года из Петербурга в Тульчин: