Выбрать главу

Глава III. 

Два мира – две науки

 1. Гениального Ивана Ильина приговорили к расстрелу

и затем изгнали из России в 1922 году за смелые разоблачения и пророчества о неминуемой гибели большевизма. Будучи в эмиграции, Иван Александрович Ильин (1883-1954) в многочисленных статьях, которые вошли в его двухтомный сборник “Наши задачи”, писал, что “Россия спасется творчеством, обновленной религиозной верой (в пределах православного христианства), новым пониманием человека, новым политическим строительством, новыми социальными идеями...” “Возродить Россию может только новая идея: ее могут воссоздать только обновленные души...” “Русская идея есть идея сердца. Идея созерцающего сердца... Она утверждает, что главное в жизни есть любовь, и что именно любовью строится жизнь на земле, ибо из любви родится вера и вся культура духа”. Он показал, что обновление души произойдет лишь при полной перестройке всего уклада жизни русского человека на духовной, православной основе.  

     Ильин резко противопоставляет западное и восточное мировосприятия. Для Запада характерна рассудочность и бездуховность, для русско-славянской души – сердечность и духовность. В течение трех последних столетий западная культура вначале медленно, а затем и девятым валом захлестнула Святую Русь (Малая Русь + Великая Русь + Белая Русь) и, в конечном итоге, растлила ее. Первой “захлебнулась” в этом лукавом водовороте “образованная” публика, интеллигенция. Она увлекла за собой простой народ, бывший ревностным хранителем русско-славянских православных традиций, что завершилось наблюдаемой ныне катастрофой. 

     Сейчас все поры нашей жизни – воспитание молодого поколения, образование, искусство, вся культура, включая и науку, а также политическое и социальное устройство – насквозь пропитаны бездуховной рассудочной отравой, несущей искаженное понимание человека и мира. Вместе с верой человек утратил сердечное мировосприятие. Разум начал главенствовать над чувством и верой. В этих условиях особую роль приобретает новая наука, воссозданная на сердечном фундаменте, – она способна многих “образованных” через их рассудок вновь привести к вере, а они, в свою очередь, обязаны путем воспитания и собственного примера вернуть свой долг народу за его предреволюционное растление. 

     По отношению к православной вере можно различать следующие пять групп людей: 1 – живущие в Православии; 2 – сочувствующие и идущие к вере; 3 – допускающие, но не идущие к ней; 4 – отрицающие веру по незнанию, живущие по своим дурным страстям, Ильин это называет демонизмом, его формула – “жизнь без Бога”, таких людей сейчас больше всего среди “образованных”; 5 – отрицающие веру сознательно, по Ильину, это – сатанизм, его формула – “низвержение Бога”. Новая наука должна быть особенно полезной для третьей и четвертой групп, пятой группе уже ничем не поможешь – это страшная, но многочисленная сегодня категория людей, их воля захвачена бесами. 

     Ниже обсуждаются принципиальные недостатки рассудочной науки Запада, которая, по Ильину, “есть наука духовно слепая: она не видит предмета, а наблюдает одни оболочки его; прикосновение ее убивает живое содержание предмета; она застревает в частях и кусочках и бессильна подняться к созерцанию целого”. Одновременно показаны пути и методы воссоздания новой науки. В ее основе лежит новое мировосприятие, “идея созерцающего сердца”, ведущая к “узрению целостного предмета”, скрытого за фактами и законами, к новому пониманию человека и мира (И.А. Ильин). Для начала проиллюстрируем слова Ильина о “частях и кусочках” на конкретных примерах, покажем, что

2. Рассудочная наука напоминает деревенское лоскутное одеяло

     В свое время в деревне были модными одеяла, сшитые из многочисленных, разных по цвету, размерам и форме лоскутков. Из таких же “лоскутков” построена и нынешняя наука – это механика, термодинамика, химия, электротехника, теория относительности, квантовая механика, теория информации и т.д. И они никак не хотят стыковаться между собой. Например, уже десятки лет во всем мире бьются над объединением сильных, слабых, электромагнитных и гравитационных взаимодействий, но безрезультатно. Три последние дисциплины принято именовать “основами современного естествознания”. Интересно посмотреть поближе, что же представляют собой эти “основы”. 

     Согласно специальной теории относительности Эйнштейна (1905 г.), масса, размеры тела и время зависят от скорости наблюдателя: с увеличением скорости масса и отрезок времени растут, а размеры уменьшаются. Следовательно, купленный на рынке килограмм яблок может превратиться в десять килограммов, если на него посмотрит наблюдатель, движущийся с большой скоростью. Абсурд! Не меньшая нелепость содержится и в знаменитом четырехмерном пространственно-временном континууме общей теории относительности (1915 г.), утверждающей необходимость взаимного превращения пространства и времени – понятий принципиально различной природы и ранга. Это равносильно тому, как если бы электрический заряд превращался в температуру или яблоки – в скорость вращения. Однако лучше всего о своей теории сказал сам Эйнштейн: “Им кажется, что я в тихом удовлетворении взираю на итоги моей жизни. Но вблизи все выглядит иначе. Там нет ни одного понятия, относительно которого я был бы уверен, что оно останется незыблемым, и я не убежден, нахожусь ли вообще на правильном пути...” Кстати, Нобелевская премия была присуждена ему не за теорию относительности, а за объяснение фотоэффекта.  

     В фундаменте квантовой механики и теории информации лежат понятия случайности и вероятности. Но природа случайностей не знает, поэтому приписывать ей подобные свойства в качестве важнейших бессмысленно. Еще большая бессмыслица содержится в самом методе, с помощью которого западная рассудочная наука изучает свои “лоскутки” – “части и кусочки”, по Ильину. Этот метод заключается в угадывании математических уравнений с последующим выяснением их смысла. Например, Дирак считает, что и в будущей физике “сначала будут открыты искомые уравнения, а затем, после анализа этих уравнений, будут постепенно выясняться способы их применения”. Он вовсе не полагается “на попытки угадать правильную физическую картину”. Такого же мнения придерживается и Фейнман. О каком живом содержании целостного предмета здесь может идти речь?! Поэтому

3. Какова наука, таковы и критерии ее оценки

     Современная рассудочная наука внутренне логически очень хорошо сбалансирована, начиная с ее мировоззренческих концепций, или парадигмы, и кончая критериями (оценками), служащими для оценки правильности той или иной теории. К числу таких признаков принято относить простоту (Ньютон, Мах), красоту (Пуанкаре, Дирак), изящество и музыкальность (Эйнштейн) и т.п. А с легкой руки Бора при обсуждении теории Шредингера, основанной на угаданном им уравнении, в обращение был пущен даже критерий безумности, отвергающий здравый смысл: “достаточно ли она безумна, чтобы быть верной”. В этом нет ничего удивительного, ибо методы оценки теорий не могут находиться в противоречии с мировоззренческими концепциями. Простота, красота, изящество, музыкальность и безумие органически вписываются в духовную слепоту миропонимания. 

     Ну, а как быть с Его Величеством Экспериментом, с созерцаемой природой? В рассматриваемых условиях – и это вполне естественно – при оценке теорий, которые чаще всего отождествляются с формальными математическими уравнениями (“теория Максвелла – это уравнения Максвелла”), эксперименту отводится весьма скромная роль: чтобы стать “правильной”, теории (уравнению) достаточно быть простой, красивой, изящной, музыкальной или безумной. Если, паче чаяния, эксперимент противоречит теории, то тем хуже для эксперимента: “Красота уравнений важнее их согласия с экспериментом” (Дирак). И этот вывод был убедительнейшим образом подкреплен соответствующими Нобелевскими премиями. Например, Поль Дирак угадал свое “красивое” дифференциальное уравнение электрона – Нобелевская премия, Макс Борн нашел статистическое толкование этому уравнению – опять Нобелевская премия. Нобелевскими лауреатами за угаданные уравнения стали также Гейзенберг, Планк, Фейнман, Шредингер и другие...