— По решению суда, — заметил Гойда.
— Как старый мент, скажу тебе, полковник. — Прибывший начальник посмотрел на Гурова с сожалением. — Ты зарвался, тебе даже победу не простят, о неудаче я уже не говорю.
— Идемте, идемте, — хозяин открывал двери. — Взгляните, что они творят.
Кирпичи лежали лишь в два ряда, под ними обнаружились доски, их тут же оторвали, и теперь в центре пола зияла квадратная дыра. Гуров принюхался, трупного запаха не ощущалось. Завидев своего полковника, старшина подал команду “смирно”, рядовые побросали инструмент, встали и замерли.
— Вы кому служите, сукины дети? — рявкнул полковник.
— Дежурный приказал! — У старшины перехватило дыхание.
— Чтобы через минуту здесь никого не было! С дежурным я разберусь. — Полковник повернулся к Гурову. — И что вы тут нашли?
— Надо взглянуть, — ответил Гуров. Станислав оттеснил начальство, нырнул в дыру, сказал:
— Здесь лестница, нужен фонарь. Вездесущий и запасливый Котов протянул Станиславу мощный фонарь и тоже стал спускаться вниз. Гойда сжал Гурову руку, кивнул и прошептал:
— Спокойно, Лев Иванович. Спокойно. Вы же сами любите повторять, что еще не вечер.
Начальник райуправления тяжело дышал, отвалив губу. Гуров вынул из кармана фляжку, отвел “больного” в сторону.
— Глотни, может прихватить. Мне только твоего трупа и не хватает.
Полковник сделал несколько глотков, вернул фляжку, пробормотал:
— Видно, ты стоящий мужик... Жалко тебя.
— Нормально. Пробьемся, — ответил Гуров, не сводя взгляда с темного проема.
Блеснул луч, показалась голова Станислава. Он ловко выпрыгнул, появился и Котов.
— Ничего? Пусто? — Начальник райуправления повернулся, пошел на выход.
— Не тужи, полковник, — усмехнулся Вагин. — И отставники служат.
— Как вы сказали, капитан? — Гуров тяжело взглянул и нехорошо улыбнулся. — У вас второго Робера не имеется?
— Не понял, господин полковник! — Вагин невольно вытянулся.
— Значит, не шибко умен. — Гуров достал пачку сигарет, пошел к выходу, Станислав двинулся следом, но Гуров бросил через плечо: — Оставь меня, надо сосредоточиться.
Станислав отстал, но не намного. Оказавшись на улице, он побежал, обогнул станцию, хотел пересечь дорогу другу к лесу.
Гуров шел медленно, порой поддавая ногой пустую пачку сигарет, консервную банку. Чем дольше сыщик думал, тем больше уверовал, что они на верном пути, следует спуститься, все осмотреть самому.
— Полковник, — услышал он негромкий голос и машинально опустил руку в карман. — Не успеешь, просто повернись.
Гуров повернулся, увидел Илью Титова, направившего на сыщика пистолет.
— Брось немедленно! — крикнул Гуров. — Сопляк!
— Хочу, чтобы ты видел свою смерть! — выспренне сказал Илья, что-то хотел добавить, не успел.
Два выстрела ударили дуплетом, парня резко отбросило в сторону. Гуров провел ладонью по лицу, невнятно сказал:
— Гойду сюда...
Станислав хотел поддержать друга под руку, Гуров оттолкнул его и крикнул:
— Кузьмич! Не бойся!
Из-за разлапистого дуба вылетел пистолет, высокая, стройная фигура скрылась в кустарнике.
Гуров посмотрел и зло крикнул:
— Господь, не так сдаешь! Грешно!
— Ладно, праведник, иди, работай! — тоже недобро произнес Станислав. — Внизу пусто, но слишком чисто.
Подбежали Гойда и Котов.
— Вызывай бригаду, Игорь Федорович, — сказал Станислав. — Занимайся своим делом. Одна пуля моя. Учти, твою работу будут рассматривать под микроскопом. Нас с Львом Ивановичем допросишь позже, сейчас у нас дела.
— Стой! — Гойда взял Крячко за рукав. — Где второй? Стреляли двое.
— Из леса стреляли, я не видел. — Крячко говорил правду. Сухотого Валентина Кузьмича сыщик не знал.
У ворот станции мялись ее хозяин и подсобный рабочий Гарик, напротив них стоял Валентин Нестеренко, который укоризненно говорил:
— Рабочий день еще не окончен, вернитесь в помещение и не сердите меня. — Увидев вышедшее из-за угла начальство, Нестеренко простецки доложил: — Лев Иванович, надо работать, а люди куда-то бежать собрались. Я вот решаю: наручники надеть или они образумятся.
— Наручники! — Гуров быстро прошел в ворота, крикнул: — У кого в машине есть фонари, тащите сюда.
Лестничный пролет оказался коротким, потолок нависал метрах в двух, не более, коридорчик в три шага упирался в стену.
— Ну, полковник, бери в руки лом, — сказал Гуров, снимая пиджак, — и приготовь носовой платок.
Сыщики встали рядом, ударили одновременно. После второго удара ломы прошли сквозь перегородку, стало трудно дышать, в лицо ударил сладковатый запах смерти.
— Брось железо, Станислав, — приказал Гуров. — Мы не белоручки, но край знать следует.
По звонку следователя Гойды приехала бригада из МУРа, начали заниматься обследованием трупа Ильи Титова.
— Две огнестрельные раны, обе несовместимые с жизнью, — дал заключение мед-эксперт.
Неожиданно из подвала исчез фотограф; он появился лишь минут через пятнадцать, бледный, хлопнул ладонью по своему “Кодаку”, а Гурову и Станиславу протянул по фотографии, сделанной “Поляроидом”.
Гуров лишь глянул и быстро убрал снимок в карман, Станислав смотрел на свой снимок долго, потом тихо сказал:
— Я положу данную фотографию на стол первого заместителя министра. — Повернувшись к Гурову, он зло оскалился: — А вы, господин, даже смотреть не желаете? И держите на меня злобу за слишком точный выстрел? Я вас, чистоплюя, насквозь вижу! Вы считаете, что спокойно подстрелили бы Титова, не вынимая руки из кармана? — Станислава вдруг начало трясти, словно эпилептика. — Вы взгляните, взгляните на снимок. Они уложили людей, словно дрова. Вы ошиблись, господин, Илья Титов не имел уже права на суд и жизнь. — Полковник поднял руки к небу. — Слава богу, покойник хотел еще выглядеть красиво, желал поговорить.
— Стас, будь мужчиной! — Гуров протянул другу свою фляжку. — Да, я ошибся, а ты меня спас. Выпей и забудь навсегда. Я пошел звонить Петру, он тоже человек и наш друг.
Когда приехали специальные машины с бригадой людей, которые должны были разбирать трупы, Станислав уже успокоился. Прибыла первая съемочная группа телевидения. Гуров вышел навстречу молодым ребятам, поднял руку и медленно сказал:
— Ребята, у меня своя работа, у вас своя, я не могу выгнать вас. Как человек, я могу вас попросить. Оставьте аппаратуру, пойдите и посмотрите. Затем хорошенько подумайте, надо ли людям видеть подобное? Они что, легко живут? Вы сумеете облегчить их жизнь, вынудить задуматься о жизни, сделаете людей сильнее? Я не учу вас, просто прошу подумать. Творческий человек обязан иметь конкретную цель и отвечать за последствия своего творчества.
— Люди должны знать! — громко сказали из группы.
— Я свою работу закончил, а вас еще раз прошу подумать. — Гуров обнял Станислава за плечи, повел к машине и шепнул: — Очень мне интересно, как здесь появился Валентин Кузьмич Сухотый. Почему он стрелял и что мы с этого можем иметь?
Эпилог
Борис Иванович Вагин застрелился в своей квартире. На столе стояла пустая бутылка из-под водки и лежала записка: “Я свою жизнь пропил. Не интересно и жалко”.
Генерал Орлов забрал у генерала Бодрашова свой рапорт с просьбой о выходе на пенсию.
Первый замминистра вскоре был переведен на другую руководящую работу, говорят, с повышением.
Гуров и Крячко выговоров не получили, историю с их неповиновением тихо замяли.
Телевизионная программа с показом обнаруженных в подвале трупов в эфир не вышла. Но газеты писали, писали...
Полоз и его банда находятся под следствием.
Апрель — июнь 1998г.
Москва