Кукольник спал. Ему снилось море, лижущее горячий песок. Женщина, снимающая синее платье в белый горошек. Бисеринки пота на загорелой коже.
Ему хотелось шепнуть этой женщине: «Нет, я никогда не отпущу тебя». Но это ничего не изменит: она любит купаться в грозу.
Женщина улыбается и целует его, оставляя на губах вкус персика. Ее кожа пахнет ветром, а волосы — цветком с длинным названием.
Ему хотелось сказать ей, что скоро они снова будут вместе. Поселок станет городом, а Кукольник — пасечником, ведь он с самого детства мечтал ходить в широкополой шляпе и вынимать сочащиеся медом прямоугольники из жужжащих домиков. Но время течет слишком медленно. Поэтому он просто молчит. Смотрит на игривых барашков на лазурном поле, чувствует кожей ее тепло и молчит. Он счастлив.
В шелест волн ворвался рокот мотора. Под нарастающий рев Кукольник проснулся. Кряхтя, поднялся с кровати и сунул полено в тлеющие угли буржуйки. Плеснул воды в алюминиевую кружку, разбавляя спирт.
Машина на улице встала, хлопнула дверца, снег взвизгнул, и под тяжелыми шагами заскрипели ступени.
— Слышь, дед, — поспешно закрыл дверь балка здоровый детина, заполнив сразу полкомнаты. Стряхнул с шапки снег, затопотал унтами и затараторил: — Там мужик замерз. Насмерть. Километров десять.
Кукольник подошел и ткнул пальцем в карман пуховика:
— Ну-ка, дай-ка!
— Я это у него из кулака едва выковырял, — смутился вдруг парень и опустил пупса в треухе в протянутую ладонь Кукольника. Тот развернулся и пошел к столу:
— Выпить будешь?
— Ты что, глухой, дед? — зло гаркнул здоровяк. — Я говорю — там мужик помер на дороге! Ментов надо вызвать! У тебя есть рация? Ты ж тут один на сто верст окрест, лесничий! Чего молчишь, старый? Рация у тебя есть?
Стужа взвыла и швырнула в стекло горсть снежной крупы.
— Я не лесничий. Я — Кукольник, — прошептал Прохор и отломил игрушке голову.