- Что? Прости, я отвлекся.
- Да я вижу, - она рассмеялась, - Я спрашиваю, как ты? На рубежах все спокойно?
Дин уже собрался ей рассказать все в подробностях, даже рот открыл, но в последний момент вдруг передумал. Не сможет он. Все то, что происходило у него с Сэмом, было настолько глубоким и личным, что никак не можно было об этом рассказать другому человеку. Даже Джо, которой он доверял. Это было настоящим, вот в чем было все дело. Он улыбнулся и ответил, как обычно:
- На рубежах все спокойно.
Ночью, когда Джо спала у него под боком, свернувшись теплым клубком, Дин лежал без сна. В голову лезли мысли, а как там Сэм? Проблемы с отоплением в Каталажке так никто и не взялся устранить, и Дин опасался, не слишком ли там холодно. Надо будет завтра кого-нибудь наладить, чтобы посмотрели уже, что там с трубами. Зато с Сэмом теперь точно не случится ничего плохого. Пока у Дина все под контролем, пока он присматривает за ним, никто не посмеет причинить ему вреда. Дину не приходило в голову, что фактически он посадил Сэма в клетку, чтобы иметь возможность контролировать его. Расслабившись после секса, отпустив нервное сжатие, он думал только о том, что все будет хорошо. Не может не быть.
Утром он приехал в управление и был куда благодушнее, чем во все дни накануне. Подчиненные посмеивались за его спиной, потому что кто-то утром проезжал мимо дома Харвеллов, увидел Джо во дворе и тут же разнес новость. Дин смотрел на смешки сквозь пальцы.
Днем он вспомнил, что собирался разобраться с отоплением, и велел помощнице вызвать слесаря. Его тянуло в Каталажку, к Сэму, но пока что он справлялся. Однако, после ланча застал во дворе управления странную картину: Сэм стоял недалеко от крыльца, щурился на яркое солнце, отсвечивающее от снега, а к его ноге тянулась толстая веревка. Другой конец веревки был привязан к тяжелой урне. На крыльце сидел Дженкинс, курил и читал газету. Время от времени он поднимал голову, смотрел на Сэма и потом возвращался к чтению. На другом конце двора собралась толпа зевак и наблюдала за процессом. Увидев шерифа, зеваки стали расползаться, но недалеко. Дженкинс тут же убрал газету и поднялся.
- Что здесь происходит? – спросил Дин, подходя к крыльцу.
- Шеф, это… гуляем мы. Заключенным ведь положено гулять.
Дин подцепил веревку носком ботинка и приподнял над землей.
- Что это?
- Это чтобы он не убежал. Мы решили, что лучше его привязать, а то ведь ты нам головы оторвешь, если что.
- Оторву, - пообещал Дин, мрачнея все больше и больше, - Я тебе за это голову оторву. Быстро, заключенного в камеру, а сам ко мне.
Дженкинс изменился в лице. Зная нрав начальства, зная, что по какой-то причине этот парень вызывает у него приступ острых эмоций, он ожидал, что шериф, скорее, посмеется вместе со всеми, но не разозлится. Он отвязал конец от урны и дернул веревку к себе. Сэм споткнулся и едва не упал. Дин пришел в ярость.
- Отвяжи его.
- А если сбежит?
- Не сбежит.
Он сказал это так уверенно, что Дженкинс мгновенно ему поверил. Отвязал веревку от Сэма и повел его в камеру. Когда он проходил мимо, Дин увидел, как его губы сложились в беззвучное «спасибо». Но отчего-то ярость только усилилась. Дженкинс получил по заслугам, а у Дина появился повод навестить заключенного. Почему-то он чувствовал, что повод обязательно нужен.
Сэм сидел на койке, скрестив ноги в лодыжках и глядя в стену. Совсем как в прошлый раз, и Дина настигло ощущение дежавю. В этот момент ему показалось, что Сэм был в его жизни всегда, но потом они потерялись и забыли друг о друге. А сейчас вот снова нашлись.
- Хочу извиниться за Дженкинса, - начал он, - Он у нас… не всегда думает тем местом.
Сэм не шелохнулся.
- Если хочешь гулять, то просто дай мне слово, что не сбежишь, и тебя никто не будет привязывать. Или я сам буду тебя выводить.
Сказал и тут же сам испугался собственным слов. Если шериф лично начнет выгуливать заключенного, бог знает, какие поползут слухи.
- У нас никогда не сидел никто, про кого я точно бы не знал, где искать, если вдруг сбежит.
Да и не стал бы никто бегать. Весь город знал, что Винчестер кого угодно из-под земли достанет, а под горячую руку ему лучше не попадать.
Слова закончились. Дин топтался перед решеткой и никак не мог решить, уходить ему или попробовать вытянуть из Сэма хоть что-нибудь. И тут, не поворачивая головы, Сэм ответил сам:
- Забей.
Дин решил, что ослышался.
- Что?
- Я говорю, забей. Я все понимаю, - пауза, - Слушай, насчет прогулки ты серьезно говорил?
Дин покрылся испариной. Вот влип-то. Но слова были сказаны, а он от своих слов никогда не отказывался.
- Да.
- Тогда завтра? – не утверждение, а вопрос, как ребенок спрашивает взрослого.
- Хорошо. Во сколько?
Сэм усмехнулся и повернул голову. От его взгляда Дин стушевался.
- Да мне все равно, знаешь ли.
- Да, конечно. Тогда я просто выберу время и приду за тобой.
- Можно еще просьбу?
- Давай.
- Принеси что-нибудь почитать. Книжку, не комиксы. И узнай, как там Миссури?
- Я сделаю.
Он ожидал, что Сэм скажет что-нибудь еще, но тот снова отвернулся и уставился в стену. Что он там видит? Зеленую дверь?
Дин развернулся и ушел. В душе он уносил непонятную горечь и грусть.
*
И они начали гулять.
Как Дин и ожидал, в первый раз, когда он вывел Сэма во двор, пристегнув к себе наручниками, собралась толпа, из которой тут же послышались шуточки. Протащив Сэма за собой, Дин подошел поближе и выдал такой ответ, не выбирая выражений, что у народа мгновенно пропала охота зубоскалить. Больше их не доставали. Они ходили кругами по двору, протаптывая по снегу узкую тропинку. Дин пытался вызвать Сэма на разговор, задавая вопросы или кидая как бы невзначай нужные фразу, но Сэм упорно отмалчивался. Только однажды, когда Дин в очередной раз назвал его Сэмми, он сказал:
- Не называй меня так.
- Почему?
- Так меня только мама называла.
- А где она? Что с ней случилось?
- Она погибла, когда мне было полгода.
Дин хотел спросить, как тогда он может помнить, как его называли, но не стал. Ему было четыре, когда они с Джоном остались вдвоем. Свою собственную мать Дин помнил смутно, и любой разговор о ней вызывал у него болезненное ощущение утраты, которую он так и не смог толком пережить. Поэтому он промолчал. Через час наматывания кругов он решил, что достаточно, и отвел Сэма обратно в камеру.
Вечером за ужином он спросил у отца:
- Какой была мама?
Джон в последние дни забросил увлечение алкоголем, стал больше времени проводить дома и даже пытался шутить. Вопрос Дина застал его врасплох. Он отложил вилку и несколько минут собирался с мыслями.
- Очень красивая, - он говорил тихо, - И добрая. Она очень нас любила.
- Тогда почему вы развелись?
Дин спрашивал отца об этом много раз, но никогда не получал ответа. И на этот раз не получил. Вместо этого Джон задал встречный вопрос:
- Тебе плохо со мной?
- Нет. Но…
Он не договорил, и Джон не переспросил, что же крылось за этим «но». Они вернулись к ужину.
На третий или четвертый день Дин поймал себя на том, что ждет этого времени с нетерпением – постоянно смотрит на часы и пытается подтолкнуть минутную стрелку силой мысли. Он сидел в «Чертополохе» за ланчем и представлял, как придет за Сэмом в камеру, пристегнет его к себе наручниками и поведет во двор. Иногда их руки соприкасались, и каждый раз Дина как будто огнем обжигало. Он думал, что Сэм будет отдергиваться, но тот оставался спокоен и ничего не замечал. По крайней мере, Дин думал, что не замечает. Расплачиваясь по счету, Дин попросил Люси дать ему пару гамбургеров с собой.
Сэм принял подарок с благодарностью и попросил принести новую книжку. Уже во дворе, когда они снова ходили по кругу, Дин спросил:
- Тебе какую? Фантастику?
По его представлению фантастика была единственным достойным внимания жанром.
- «Над пропастью во ржи» Сэлинджера.
Дин впал в задумчивость. В памяти это название плавало где-то на уровне школы, а все, что было связано со школой, казалось ему скучным и неинтересным. Он не был уверен, что такая книга есть у них дома, но решил, что зайдет в библиотеку и возьмет книгу там. И кто бы мог подумать, что Сэму нравится классика?