Сигарета догорела. Он выбросил окурок в приоткрытое окно и тут же взял новую. Руки все еще дрожали. Он сидел, запивая каждую затяжку виски, и думал, куда ему теперь деваться. Глаз стремительно заплывал.
Домой нельзя. Дома Джон, который если не проснется сейчас, то утром точно увидит его такого красивого, и объяснений будет не избежать, а никакую легенду Дин сейчас был не в состоянии сложить. Можно поехать в какой-нибудь мотель, но тогда завтра же слухи расползутся по всему городу, а легенды у него опять же нет. По той же причине отпадали и сослуживцы. Шериф со свежим фингалом под глазом – такая благодатная тема для обсуждения. Перемоют ему кости добела. Фактически выбора у него не было. Оставалось управление и его собственный кабинет. Ночь перекантоваться на стульях, а завтра он что-нибудь придумает. Дин завел машину и поехал на работу.
Последние три дня зима озлилась на Энджелхоул. Температура стабильно держалась ниже нуля, а к вечеру поднимался ветер и кидал по улицам пригоршни снега. Уличные фонари спасали мало, и люди предпочитали отсиживаться по домам – у каминов, в кругу семьи, в тепле и уюте. По ночам город вымирал. Дин гнал по пустынным улицам, не задумываясь ни о превышении скорости, ни о соблюдении движения по нужной полосе. Дворники Импалы работали, не переставая, но все равно он видел только на три-четыре фута вперед. Днем по дорогам ползали снегоуборочные машины, сгребая белое месиво в большие сугробы по краям. Вечером, когда движение почти прекращалось, полотно снова покрывалось слоем снега, делаясь скользким. К тому же от никотина и алкоголя зрение размывалось, и картинка перед глазами двоилась. В какой-то момент Дин ощутил, как машину понесло юзом.
Он выруливал на пределе сил и возможностей, матеря в полный голос все на свете. Не хватало еще сейчас попасть в аварию для полного счастья, и Дин старался поймать движение Импалы, выровнять ее, но получалось плохо. Перед лобовым стеклом мелькнула снежная гора, а потом машина резко остановилась и заглохла. Дина бросило вперед силой инерции. Руль впечатался в ребра, и на несколько секунд Дина накрыла темнота. Подушка безопасности надулась меньше, чем на половину, и повисла безжизненным мешком.
На его счастье большой сугроб принял весь удар на себя, и ни машина, ни водитель не пострадали. Дин пришел в сознание и, хотя голова и грудь адски болели, мыслил он четко и ясно. Не случилось ничего непоправимого. Он всего лишь врезался в сугроб, из которого легко сможет выбраться. Но в душе поднималась обида на вселенскую несправедливость.
- Да что ж такое-то сегодня, а?
Вопрос был обращен в пустоту, и легче от него не стало. Дин поднял свалившуюся к ногам флягу и сделал очередной глоток. Если сегодня он не убьется, то… Продолжения и смутного мысленного обещания не было. Дин не знал, что может предложить мирозданию, чтобы оно оставило его в покое.
К счастью, машина не заглохла. К счастью, ему удалось самостоятельно выбраться из сугроба и вернуться на дорогу. К счастью, одного урока хватило, чтобы дальше быть более осмотрительным. Не прошло и часа после бегства из дома Харвеллов, как Дин добрался до управы.
Дженкинс, у которого с мирозданием тоже было не все в порядке, и который имел обыкновение попадать Винчестеру под горячую руку, едва не упал со стула, когда увидел шефа в помятом состоянии, с безумными глазами и сигаретой в зубах. Его глаза расширились, но Дин предостерегающе поднял руку и оборвал все его порывы на корню.
- Не надо.
Этого оказалось достаточно, чтобы Дженкинс уткнулся обратно в кроссворд и сделал вид, что не видел вообще ничего. Неприятности ему не были нужны.
Дин смог немного расслабиться, только оказавшись в стенах родного кабинета, заперев дверь на ключ и выпив горячего кофе. Его перестало трясти, но в душе все равно бушевала буря. Он попробовал работать, но не мог сосредоточиться. Попытался смотреть телевизор, но поймал себя на том, что бездумно щелкает пультом, перескакивая с канала на канал. Каждую четверть часа он вскакивал и начинал ходить по кабинету кругами, натыкаясь на предметы. Больше всего ему хотелось пойти сейчас в Каталажку и посмотреть на спящего Сэма. Он помнил, как в некоторые прошлые ночи его это успокаивало. Но сдерживал себя усилием воли, потому что понимал – ничего хорошего из этого может и не выйти. Он сдался, когда обнаружил, что лихорадочно выгребает из ящиков письменного стола все подряд и сваливает на пол. Где-то там, в углу валялась пачка сигарет, он точно помнил, но не мог ее найти, и от этого заводился все больше и больше. Он сдался и отправился в заднее крыло управления.
*
Сэм проснулся за несколько секунд до того, как железная дверь застонала и заскрипела на все лады, пропуская внутрь ночного посетителя. Пока подковки звякали по бетону, он успел втянуть под одеяло штаны и надеть их. Сегодня ему не хотелось притворяться спящим. Сегодня что-то было не так. Вместе с Дином надвигалось облако агрессии и отчаянной безысходности. Сэм чувствовал его настолько отчетливо, что не мог ошибиться.
Дин появился в поле зрения, и Сэм сразу понял, насколько был прав. Несмотря на тусклый свет, синяк на лице Дина был настолько заметен, как будто светился и переливался всеми цветами флуоресцентной радуги. Не хватало только таблички «Мне засветили в морду». К тому же вместе с Винчестером появилось облако сигаретно-алкогольного запаха. Сэм потянул носом и убедился в том, что обоняние его не подвело. Что-то очень плохое случилось с шерифом. Настолько плохое, что он поехал не домой, не к своей подруге, а приперся среди ночи в Каталажку, как будто это было единственное место, где ему могли помочь. Как будто Сэм Кэмпбелл был единственным, кто мог ему помочь.
Против обыкновения Дин не уселся на пол у противоположной стены, а подошел к решетке и сжал прутья руками так сильно, что побелели костяшки пальцев. Сэм чувствовал его взгляд, как будто Дин прожигал в нем дыру. Сэм смотрел на него сквозь частокол ресниц и не знал, что делать – показать ли, что он не спит, или оставить все, как есть.
Дин разрешил его внутренний спор сам.
- Не притворяйся, - голос звучал глухо, - Я знаю, что ты не спишь. Я тебя чувствую.
Сэм не пошевелился. В последние ночи в Каталажке было холодно, а тонкое одеяло давало дополнительное тепло, пусть и совсем крохи.
- Что случилось? – шепотом спросил он.
- Ничего такого, о чем тебе следовало бы знать.
- Что у тебя с лицом?
- Подрался.
Что ты хочешь от меня, хотел спросить он, но не спросил. Когда человек появляется в таком состоянии, то и так ясно, что он хочет. Защиты. Только вот Сэм не знал, почему Дин пришел искать защиты у него. Кто они были друг другу? Да по большему счету никто.
- Слушай, Сэмми… Вот откуда ты свалился на мою голову? Какого хрена ты приперся в эту забытую богом дыру, а?
- Фонтан хотел посмотреть.
- Не надо петь военных песен. Посмотрел? Ну и шел бы себе дальше.
От Дина веяло усталостью.
- Мне здесь нравится, - упрямо повторил Сэм.
- Здесь нет ничего, что могло бы нравиться нормальному человеку.
- Ты ошибаешься.
Они снова замолчали. Сэму надоело лежать, и он сел, завернувшись в одеяло, как в кокон.
- Я хочу, чтобы ты убрался отсюда, как только выйдешь.
- Это, заешь ли, свободная страна…
- Знаю. Но…
Дин не договорил, и Сэм не стал переспрашивать. В первые дни взаперти он часто думал о том, что будет, когда он выйдет. Работу в «Чертополохе» он, скорее всего, потерял. Бобби Сингер попросил освободить номер, и Сэм его понимал. Все сбережения ушли на оплату счетов из больницы. Сэм был рад, что с Миссури все в порядке, но проблема отсутствия денег снова вставала перед ним в полный рост. Его шансы закрепиться в Энджелхоуле хотя бы весны стремились даже не к нулю, а в отрицательную зону. Он мог бы перебраться хотя бы в соседний город и там попытаться начать все сначала, но зимой слишком велик был шанс, что он замерзнет где-нибудь по дороге и останется лежать до весны стылым подснежником. От этих мыслей замерзало сердце.