– Да ты не пугайся, кума, баба-яга в ней погибнет, а сама Ягуся жива останется. Просто она в человека превратится, ничего тут не поделаешь.
Ягуся, услышав это, так и подпрыгнула:
– Правда?!
– Лекари больных никогда не обманывают, – обиделась Болотиха.
Ягуся привстала в постели, обняла обиженную тетку и, крепко поцеловав ее в щеку, радостно прошептала на ушко:
– Вот здорово – я человеком буду!.. Всю жизнь мечтала!
Слезы, которые так мужественно сдерживала Баба Яга, хлынули теперь градом в два потока:
– Доченька, одумайся! Тыщи лет людьми не были и еще тыщу протянем! Чего мы там не видали?!
– Чахну я, маменька, скоро совсем изведусь.
– А ты на свежем воздухе почаще бывай, – вмешалась Болотиха, – лягушки лягушками, а в ступе полетать тоже для здоровья полезно. Я тебе как лекарь велю: летать от Лысой Горы до Шабашкиной Горки утром и вечером по два… нет, по три раза! Туда и обратно, туда и обратно, туда и обратно. Всю дурь выдует, если не продует.
– С нынешнего дня и начнешь! – Баба Яга вытерла краешком передника слезы, и лицо ее вновь посуровело. – Пока я соседушку провожаю да жаркое из девчонок готовлю – полетай, милая, нагуляй аппетит.
– Нынче Ягусе лучший кусок, она девчонок в чулан заманила, – похвалила подружкину дочку Болотиха. – Так что, кума, еще не все потеряно.
Пожелав Ягусе скорейшего выздоровления и попрощавшись с ней, Болотиха засобиралась домой. Баба Яга, рассыпаясь в благодарностях, вышла ее провожать.
Торопливо соскочив с топчана, Ягуся опрометью кинулась в сени.
– Не померли еще со страха? – спросила она пленниц, отмыкая темницу. – Чего молчите?
– С обманщицами не разговариваем… – буркнула Уморушка.
Ягуся покраснела, но спасительная темнота скрыла ее смущение.
– Уж и пошутить нельзя… – Она открыла дверь на улицу и скомандовала: – А ну, кыш, бродяги! И чтоб духу тут вашего не было!
Маришка и Уморушка не заставили долго себя упрашивать и кубарем скатились по ступенькам крыльца.
– Да смотрите, маменьке моей не попадайтесь! – крикнула им вслед Ягуся. – Она-то вас точно слопает!
– Не слопает! – уже от леса откликнулись девочки. – Нас теперь в ракете не догонишь!
Они вбежали в лес, и вскоре над деревьями взметнулся в небо ковер-самолет, унося подальше отсюда двух юных путешественниц.
Глава двенадцатая
Если бы Ивану Ивановичу не приходилось обегать озера и реки, он, может быть, и застал бы в избушке на курьих ножках своих подопечных. Но сапоги-скороходы не желали лезть в воду и самовольно пускались в обход, когда на их пути попадались какие-нибудь водоемы. Сначала Гвоздиков пытался упрашивать своих рысаков не делать этого, но потом смирился и только шептал во время очередного вынужденного крюка: «Лишь бы с курса не сбиться… Лишь бы куда надо бежать…».
Но и без его заклинания сапоги-скороходы летели в нужном направлении. Через полчаса после того, как Маришка и Уморушка обрели свободу и умчались на ковре-самолете от страшной избушки подальше, пара бойких рысаков вынесла Ивана Ивановича Гвоздикова на поляну и, замедляя ход, доставила его к резному крылечку.
– Вот они где! – обрадовался старый учитель, вытирая платочком пот со лба. – К нянюшке Уморы погостить залетели!
И он, обмахнув пучком травы пыль с сапог, бодро вбежал по ступенькам в избу. На его глухой стук в обшитую шкурой дверь никто не отозвался, и тогда Иван Иванович вошел в дом без приглашения. В прихожей не было ни души, и Гвоздиков, не решаясь идти в горницу, громко произнес:
– А где же хозяева? Принимайте еще гостя!
Но хозяева не только не появились на его зов, но даже не откликнулись. Не услышал Иван Иванович и голосов Уморушки и Маришки. Тогда, позвякивая шпорами, он миновал прихожую и заглянул в просторную горницу. Увы, и в ней не было ни единой живой души! Радость от ожидания скорой встречи с дорогими девочками мгновенно улетучилась, в сердце старого учителя вновь поселилась печаль и тревога. Иван Иванович переступил порог, медленно добрел до деревянного топчана с грудой пуховых подушек и сел на краешек. «Может быть их Баба Яга в баньку повела с дорожки помыть? Тогда они скоро вернутся», – попробовал он успокоить себя зыбкой надеждой.
На топчане лежала стопка старинных книг, и Гвоздиков не удержался, чтобы не взять их в руки и не полистать. «Похождения славного рыцаря Арчибальда», «Дон Рамон и Прекрасная Сесилия», «Благородное сердце несчастного идальго»… Иван Иванович снова сложил книги в стопку, покачал головой: «С чего бы это нянюшка Уморы вздумала читать такую старину?»
И тут он вспомнил, что находится совсем в другом веке, и еще не известно, в каком именно. «А ведь ТОГДА у нашей Уморы нянюшки не было! – сообразил он мгновенно. – Точнее, самой Уморушки еще не было, а Баба Яга уже была. И ТЕПЕРЬ они встретились как незнакомые…».
Гвоздиков попытался представить себе результат подобной встречи, но к единому мнению так и не пришел. Он хотел было уже встать с топчана и отправиться снова на поиски исчезнувших девочек, как вдруг услышал стук дверей в сенях и понял, что это вернулась хозяйка.
Иван Иванович оказался прав: проводив лекариху Болотиху почти до ее избы в камышовых зарослях и вдоволь ей наплакавшись на непутевую дочку, Баба Яга поворотила домой. Следы от сапог-скороходов здорово ее напугали, но когда она увидела пустой чулан и поняла, что жаркое исчезло, страх ее улетучился, а на смену ему пришла сильная злость.
– Убежали все-таки, шельмецы! Скрылись, негодницы этакие! – зашумела она так громко, что задребезжали на полках чугуны и сковородки. Баба Яга схватила серники и запалила свечу, хотя и не выносила ее запаха. Посветила во все углы и убедилась окончательно: девчонки исчезли.
– Ягусь! – позвала она убитым голосом. – Доченька! Куда ужин наш подевался?
Но Ягуся не ответила: она летала сейчас на помеле от Лысой Горы до Шабашкиной Горки, как и предписала ей лекариха Болотиха. Не дождавшись дочки, Баба Яга, вздыхая и охая, побрела в избу, даже забыв от волнения погасить свечу.
В избе ее ждал еще один сюрприз: Иван Иванович Гвоздиков. Увидев хозяйку, наш славный путешественник вежливо поклонился, поздоровался и почти без паузы спросил:
– Вы не видели, уважаемая, двух девочек? Целый день ищу – все сапоги стоптал! – и он виновато указал рукой на чудесные скороходы.
Баба Яга машинально взглянула на гвоздиковскую обувь и грубо пробурчала в ответ:
– Видала, видала… Век бы их не видеть! Одно расстройство…
– Так где же они?! – обрадовался наш скороход. – Скорее скажите, где мне их искать!
У Бабы Яги мелькнул в глазах какой-то нехороший огонек, и она вдруг расцвела в улыбке:
– Конечно, скажу, касатик! И где они отдыхали, покажу! Идем-ка за мной, милок, идем скорей!.
Баба Яга провела Ивана Ивановича в сени и, пустив его впереди себя в чулан, ласково проговорила:
– Вот тут они, лапушки, водицу из ведерочка черпали, вот здесь они, милушки, на лавочке отдыхали! Глянь-ка: не оставили там чего?.
Доверчивый Гвоздиков, подслеповато щурясь, пошел в чулан и стал послушно обшаривать лавку, а Баба Яга тем временем быстро прикрыла за ним дверь и набросила крючок. После чего разразилась ехидным и злорадным хохотом:
– Попался, касатик? Посиди-ка теперь на лавочке, отдохни, пока я печь растоплю!.. Тебя как кличут-то?
– Иван Иванович… – Гвоздиков торкнулся в закрытую дверь и понял, что крупно влип.
– Ивашечка… сын Ивашечки… – повторила Баба Яга имя и отчество незванного гостя, переиначивая их на свой лад. – Это хорошо, что Ивашечка… Ивашечек мы уважаем…