И все бы ничего.
Но утром 10 июля возникло обстоятельство по имени Валентин Борисович Липкович.
Высокопоставленный папа Германа приехал, когда тот уже отправился на работу. Звонок в дверь был коротким, но уверенным. Даша, решившая вымыть пол в квартире, бросилась открывать дверь и, не глядя кто там, воскликнула:
- Растяпа, я так и знала, что ты что-то забыл!
И так и замерла с открытым ртом. На пороге стоял незнакомый мужчина с характерным для Липковичей крупным носом с горбинкой. Обладателями точно таких носов были Герман и Лев Борисович.
- Вы Дарья? – хмуро спросил «папа».
- Да, - прошелестела она.
- Отец вашего благоверного! – небрежно представился он, будто бросил кость собаке, и прошел в квартиру, не соизволив разуться.
Зачем он пришел, она не имела ни малейшего представления. Но его визит был похож на настоящий рейд. Он тайфуном пронесся по всем комнатам. Начал с кухни. Осмотрел вымытый пол. Оценил содержимое холодильника. Потом переместился в гостиную. Придирчиво осмотрел помещение. В Дашиной спальне задержался у шкафа. Ненадолго. Только пощупал зачем-то ее любимые джинсы. Все это он проделывал молча. Даша только и успевала, что так же молча бегать за ним.
Наконец, Валентин Борисович обернулся к невестке и довольно холодно спросил:
- Вы расписывались в Козелецком ЗАГСе?
- Да.
- Вы медсестра? Санитарка? Что-то такое?
- Нет… планирую на ветеринарный…
- Ясно, совсем никто. Ваш отец занимается ремонтом автомобилей?
- Почти… он автозапчастями торгует…
Валентин Борисович помолчал. Но недолго. Ровно столько, чтобы Даше хватило времени справиться с жутким желанием грохнуться в обморок. Обмозговав какое-то время то, что роилось в его голове, он снова заговорил:
- Значит так, девочка. Я человек занятой, и времени у меня в обрез. Еле выкроил, чтобы заехать. Не то, чтобы я имел что-то против вас, Дарья, но вы моему сыну не подходите. Конечно, с вами он будет накормлен и чист. Но он Липкович. И его ждет блестящее будущее, что бы он ни выбрал. Вам с ним не по пути. Это понятно?
Даша внимательно выслушала его тираду, думая, что угодила в какой-то дурацкий кошмар. А по ее окончании уверенно кивнула и спросила:
- Чай или кофе будете? Еще какао есть…
- Нет. Мне пора. В министерстве ждут. А вам лучше подумать над моими словами.
- Я подумаю, - честно пообещала Даша.
Исчез Валентин Борисович так же стремительно, как появился. А Даша остаток дня до приезда Германа пыталась прийти в себя, сперва изучив свое отражение в зеркале, потом порыдав в подушку, потом попытавшись убедить себя, что услышанное не имеет никакого значения, поскольку в ее планах вовсе не значилось оставаться женой Липковича дольше, чем это нужно, чтобы он мог вернуть свою Юлию. Но как бы там ни было, каждое слово его отца успело долбануть в ней по самым болезненным точкам. Даша никогда не была толстокожей. И привыкнув чувствовать себя с Германом на равных, обнаружила, что они вовсе не на равных. Вернее, ей недвусмысленно на это указали.
А когда он явился домой и врубил музыку, она… она… она почти готова была закричать от отчаяния – он тоже не ставил ее ни в грош. Даже в такой мелочи. И ее побег из дома был вполне закономерен. Ей следовало подумать. Или просто помолчать. Побыть наедине с собой.
На Набережной было тихо. Она не знала, сколько просидела там в одиночестве, глядя на воду. Вода всегда ее завораживала. Но вот именно сейчас она понимала, что думает не о том, что делать дальше, что не жалеет себя, а пытается понять, какой надо быть идиоткой, чтобы сделать аборт от мужчины, который так… любит? И что отдала бы она за то, чтобы ее любили хоть наполовину так сильно, как Герман любил свою Юлю. Только вот почему-то одни внушают любовь, а другие – нет.
Ветер подхватил несколько хлебных крошек у нее под ногами и понес к реке. Туда тут же слетелись птицы. Даша вяло улыбнулась. Если она и была танком, то сегодня ее подбили. Причем основательно.
Домой, если квартиру Германа Липковича можно было назвать домом в свете всего произошедшего, она приехала уже поздно. И, стараясь не шуметь, прошмыгнула в «свою» комнату. Спать ложилась с четкой установкой продержаться до поступления. А потом все обязательно как-нибудь устроится. Нужно просто подождать.
Когда Даша вернулась, Герман еще не спал. Пытался читать, потом торчал в интернете. Чтобы не думать о том невообразимом, что творилось в прошедший месяц. Неопределенность всегда его напрягала, а сейчас в его жизни была сплошная неопределенность. С Юлькой ничего не выходило. А после того, как вслух озвучил причину их расставания, закралась мысль, которую Герман усиленно старался не думать. Зачем возвращать женщину, которая не хочет быть с ним, рожать его детей и запросто спит с другим, спустя пару недель?
Чтобы забыть о Юле, принимался думать о Даше. Злился на себя, что орал на нее. Она-то при чем?
Удивлялся, что она тоже, оказывается, умеет орать. В тихом омуте…
Именно в этом взвинченном состоянии позвонил отцу.
- Я тебя к себе приглашал?
- Здравствуй, Герман.
- Что ты ей наговорил?
- Я лишь сказал то, что ты и сам знаешь. Она тебе не пара.
- Ты лучше прочих всё знаешь о паровании, - зло брякнул Гера.
- Герман, ты не понимаешь, о чем говоришь.
- А ты со своим пониманием не лезь в мою жизнь! – бросил Гера трубку.
Кажется, в его окружении вообще мало, кто смыслил в паровании, кроме отца, женившегося на нужной женщине в нужное время для уверенной карьеры. Дядя Лева предпочитал свободный от чужих посягательств мозг. Юлька стала искать экзотического разнообразия в объятиях представителя восточных народов. А Даша умудрилась выбрать мудака, изменившего ей накануне свадьбы. Бред какой-то!
Среди этих безрадостных рассуждений Герман заснул, чтобы проснуться в еще более гадком настроении, чем накануне. Ему повезло, в клинике был свободный день. Хмурый и небритый, он прошлепал на кухню, окинул мрачным взглядом завтрак, оставленный Дашей, и включил кофеварку.
Кофе был выпит, и докуривалась вторая сигарета, когда в дверь позвонили. Герман открыл. На пороге стоял молодой человек смазливой наружности. Бабам такие нравятся, воплощение киношной мечты в реальной жизни.