Он хрипло выдохнул, ощущая ладонями, как мелко дрожит ее тело, и, легко подхватив Дашу на руки, унес в спальню.
***
Солнечный свет проникал сквозь веки, заставляя проснуться. Герман осторожно потянулся и открыл глаза. Даша спала, прижавшись щекой к его плечу. Он отбросил ее растрепанные волосы, щекотавшие шею, и вгляделся в лицо, пытаясь понять, спит она или тоже проснулась. Если она и спала, то некрепко. Или просто притворялась, черт его знает. Ее длинные темные ресницы иногда чуть вздрагивали, но она продолжала еле слышно сопеть носом. И ее дыхание тоже касалось его кожи.
Герман снова прикрыл глаза. Он совсем не хотел ее будить, и знал, что не уйдет, пока она не проснется. За время их «брака», незаметно для него, они стали не чужими людьми друг другу. И должны объясниться, раз уж он не сдержался вчера. Гера улыбнулся, поймав себя на мысли, что ночь оказалась неожиданно приятной. Долго думать эту мысль не получилось. Дашино дыхание изменилось. Она странно потяжелела, будто бы напряглась. И он почувствовал, как она медленно отстраняется, чтобы не задеть его лишний раз.
Герман открыл глаза и посмотрел на Дашу.
- Доброе утро, - проговорил он негромко.
- Доброе, - сказала она. Звуки, издаваемые ее горлом, были хрипловатыми и тихими. Она быстро убрала голову с его плеча и откатилась дальше по кровати.
- Даш… Ты прости, я… не должен был… - слова подбирались с трудом.
В ее настороженном взгляде, что-то вспыхнуло, и Даша завозилась.
- Все нормально, - сообщила она, подтянув простынь под самый подбородок и одновременно с этим шаря рукой за спиной, будто надеялась найти там хоть что-нибудь из одежды. Правда, за спиной, естественно, ничего не нашлось. И куда все было сброшено, она не имела ни малейшего представления. Потому пришлось торопливо, почти испуганно добавить: – Правда. Не парься. Просто накипело, надо было пар выпустить. Я же тоже… не должна была…
- Уверена? – удивленно приподняв брови, он наблюдал за ее суетливыми движениями. – По тебе не похоже.
- Нет-нет! Ты чего! – горячо запротестовала Даша. – Получилось так. Мне плохо было. Тебе тоже сейчас не сахар, я же понимаю. Мы поддержали друг друга, да? Дружеская поддержка – это хорошо.
- Да? Ну пусть будет так, - задумчиво подтвердил Герман.
- Ну… Давай я в Козелец уеду, так лучше, - голос ее стал совсем тихим.
- Вот это уж точно нет, - резко ответил Герман. – Давно с родителями не разбиралась?
- Ты мне дорог. Я не хочу, чтобы все испортилось.
- Не испортится. Сама же говоришь, что все нормально, - Герман повернулся к ней и вопросительно посмотрел ей в глаза. – Или все-таки нет?
- Нормально! – тут же закивала она. – Проехали?
- Проехали. Остается все, как было?
- Ну да… Оптимально же… комфортно?
- Ну да, - у Германа возникло странное чувство, будто его одурачили. Он потер глаза. – Тогда договорились.
- Договорились! – Даша похлопала ресницами и залезла под простыню по самую переносицу. – А раз уж мы по-прежнему друзья… Еще вопрос можно? Стыдный.
- Можно, - усмехнулся Герман.
Он мог только догадываться, насколько она покраснела, потому что красным был даже лоб, на фоне которого напряженно хмурились темные брови. Но в это утро Дашка отличалась особой бесстрашностью. Даже настораживало.
- А я… ну, как женщина… и правда, кошмар, или не совсем безнадежна?
- Твоему Витьке мозгов не хватает, - проворчал Герман. – Но это не лечится, поверь.
После чего быстро встал и, не оглядываясь, вышел из спальни. Даша, едва закрылась дверь, шумно выдохнула и накрылась простыней с головой. Прошедшая ночь ее шандарахнула по этой самой голове со всей дури. Из плюсов можно было отметить то, что женский оргазм не сказочка, придуманная для любовных романов, и то, что о случившемся она точно жалеть не будет. Минус был один, но жирный. Она влюбилась в Германа Липковича. Причем, очевидно, задолго до этого утра – насколько это возможно при двух с небольшим месяцах знакомства.
Всю следующую неделю Даша активно «дружила». Или, вернее сказать, пыталась делать то, что делала до того рокового вечера, когда они с Германом оказались в одной постели. Завтраки по-прежнему ожидали его на столе, едва он вставал. Халаты и рубашки были наглажены. Только теперь она почему-то стала гладить еще и джинсы. В квартире даже при большом желании нельзя было обнаружить ни пылинки. Но если раньше она могла в любое время суток протопать в гостиную, чтобы вытереть пыль с комода или разложить его вещи, или вдохновенно грохотала кастрюлями на кухне, то теперь со всем справлялась исключительно тогда, когда его не было дома. Будто бы стремилась как можно меньше мелькать перед его носом, и вообще, занимать минимум места, как это было в самые первые дни, когда она еще не освоилась.
Поведение ее было странным еще и в том, что при этом она умудрялась пытаться быть то энергичной и интересующейся, спрашивая его о пациентах, о Юльке или о том, нравятся ему больше вареники с картошкой или вишнями. То часами не выходила из своей комнаты. И эти моменты перевешивали временные приливы энергии, когда она «дружила». Фильмы смотреть с Германом по вечерам Дашка больше почти никогда не выходила. Два раза пожаловалась. Один раз у нее притормаживал мобильный – не ловил сеть. Второй – першило в горле. Больше ничего. Совсем ничего. Ее веселое милое ворчание, когда он раньше топтался по только что вымытому полу, или когда он не запирал дверь в квартире, совсем перестало звучать. И она катастрофически отдалялась от него, будто бы выстроив стену, что, впрочем, было и не удивительно в том случае, если они действительно намеревались оставаться друг для друга в прежнем статусе.
Герман же изо всех сил старался соответствовать предложенной Дашей модели отношений. Gregorian в доме давно не звучали, но удовлетворенность их совместным бытом была сомнительной.
Главная проблема заключалась в следующем: Герману Липковичу не удавалось диагностировать причину собственной неудовлетворенности.
И однажды утром, обнаружив Дашу на кухне, что в последнее время случалось крайне редко, он предпринял попытку оценить масштабы катастрофы.
- У меня сегодня операция назначена, - сказал он, отпив кофе, - и больше ничего. Я к обеду домой вернусь.
Даша, драившая плиту после того, как у нее выкипело молоко, и только поэтому не успевшая скрыться в своей комнате до выхода Германа к завтраку, вынуждена была «дружить». Потому повернулась к мужу и улыбнулась сияющей улыбкой: