— Это источник божественной мудрости! Вы можете пожертвовать сколько не жалко и познать все тайны древней ведической религии.
Хотя воспоминания о попытках стать буддистом были еще свежи, Фёдор Михайлович ощутил приторную сладость от того, как на языке катались скользкие буквы, выстраиваясь в таинственные «гаудия-вайшнавизм», «бхактиведанта» и «шримад бхагаватам». А после упоминания бесплатного обеда электросварщик был готов принять индуизм незамедлительно и бесповоротно.
Вместе с Упанандой, своим братом по вере (именно так виделось Фёдору Михайловичу открывшимся духовным зрением), они дошли до центра, где располагалось местное общество, считающее Кришну своим Богом. Весь центр (он же храм) украшали картины с изображением синего упитанного мальчика с кудрявыми волосами; вскоре до Фёдора Михайловича дошло, что это и есть тот самый Кришна. Там, где находился алтарь, стояли куклы ростом с трехлетнего ребенка, празднично одетые и украшенные гирляндами из цветов. Фёдор Михайлович подумал, что это тоже Кришна в одном из своих воплощений, но вопросы задавать не стал; его голова и так кружилась от танцев, к коим его молниеносно привлекли две юные индуистки-блондинки.
Но тут наступил момент, которого Фёдор Михайлович так ждал. Бесплатный обед! Сидя на полу в уже освоенной позе увядшего лотоса, электросварщик поглощал вегетарианские лакомства одно за другим. Еда не кончалась, добавка предлагалась без ограничений, место в животе предательски заканчивалось.
— Достаточно всего лишь соблюдать четыре регулирующих принципа, — где-то фоном, словно завернутый в шерстяной плед, плыл голос Упананды. — Это отказ от употребления мяса, рыбы, яиц; от азартных игр; от половых отношений вне брака и, наконец, от наркотиков, табака и алкоголя.
Это был удар ниже пояса. Так быстро Фёдор Михайлович не бегал даже тогда, когда за ним погнался дворовый пес Обама. Догнав, Обама смачно вцепился электросварщику в ту мышцу, которую у других людей именуют квадрицепс, но у Фёдора Михайловича она больше напоминала трясущийся от страха студень. Потом в течение десяти дней Фёдор Михайлович исправно ходил на уколы и столь же исправно интересовался, не сдох ли Обама.
И вот сейчас, сверкая пятками, Фёдор Михайлович думал, во-первых, о псе, который однозначно проиграл бы сегодняшний забег; а во-вторых, о жертве, которая не стоит зажигательных танцев с блондинками и бесплатного риса с куркумой. «Нет, до такого уровня я еще не дорос», — подытожил электросварщик, переводя дыхание в винном магазине.
Проснувшись утром 1 мая, когда вся страна праздновала День труда и в честь этого устанавливала сухой закон на сутки, Фёдор Михайлович был сокрушен и раздосадован, но выразился экспрессивнее. Осмысливая неизбежное, он все-таки решил, что негоже дню пропадать даром. И собрался в ближайшую церковь, надеясь, что уже наконец выстроит сотрудничество с высшими силами, как бы они ни именовались на этот раз.
— Подайте копеечку, Христа ради! — заискивающе запричитали нищие, увидев ковыляющего Фёдора Михайловича. Зигзагообразно обойдя их стороной, он спешно юркнул в открытые ворота храма.
— Креститься надо, когда в храм Божий заходишь! — тут же шикнула на него какая-то бабулька в платочке с надписью CHANEL, и Фёдор Михайлович ощутил себя двоечником у доски, забывшим дома сразу и дневник, и голову. А Платочек тем временем продолжал: — Руки из карманов достань, не положено, а теперь отойди с прохода — батюшка с кадилом пойдет. Да что ж ты за нехристь, спиной к иконам разворачиваться нельзя!
Раскрасневшийся, вспотевший, с учащенным пульсом и поднявшимся давлением, Фёдор Михайлович выскочил из храма и плюхнулся на неприметную лавочку недалеко от входа. Его мучила дилемма: мужик он или тварь дрожащая?
— А у меня в кармане есть веточка!
Только сейчас электросварщик увидел девочку лет пяти, которая что-то чертила в песке неподалеку, а теперь села на край скамейки и внимательно его разглядывала, непринужденно покачивая ногой.
— Какая веточка? — услышал свой голос Фёдор Михайлович.
— Волшебная, конечно! — засмеялась девочка. — Хочешь, подарю?
Не дожидаясь его ответа, она достала из кармана небольшого размера ветку (можжевеловую — почему-то подумалось Фёдору Михайловичу), вложила ему в ладонь и вернулась к своему незаконченному рисунку. Фёдор Михайлович рефлекторно убрал подарок в карман брюк.