Сотрудники лаборатории и не заподозрили бы деловую Евгению Владимировну в мечтательности: она скрывает от них эту деталь своей личной жизни. И все-таки ей приятно думать, что за тем поворотом, куда уплыл пароходик, нет ничего похожего на то, что видишь вокруг себя. Там такое твое, то самое, что ждешь всю жизнь… Поэтому беленький пароходик уплывает, а Евгения Владимировна стоит и смотрит, как он уплывает. И пока он не скрывается, ей все кажется, что кто-то нажимает на одну и ту же букву пишущей машинки. Равномерными толчками движется каретка — и тянется строка из одной буквы. Черная строка по белому листу. Беленький пароход по темной реке.
Для сотрудников лаборатории она как на ладони со своими заботами о выполнении плана научной работы, о них, о доме. Так все ясно и правильно в ее молодой жизни. И если бы они узнали, что взбудоражило Евгению Владимировну в то утро, когда она отпросилась у начальника лаборатории на два часа по домашним обстоятельствам, они бы возмутились ничтожностью причины ее переживаний.
Случай настолько незначительный и такого обывательского характера, что о нем можно было бы сейчас же забыть, если бы он внезапно не оказался повторением того, что произошло с Евгенией Владимировной лет двадцать назад. И теперь ей тяжело от одной мысли, что вдруг и в будущем она не сможет вести себя по-другому. Наверно, не удастся вести себя по-другому.
Кому же все рассказать?
«Дурочка, — скажет муж, — нашла из-за чего расстраиваться. На тебе трешку — и забудь думать об этом».
«Ну, знаете, — будут говорить сотрудники лаборатории, конечно, в ее отсутствие, — это какая-то достоевщина. Вроде умный человек, добрый, авторитетный. Лучше бы организовала культпоход в Театр сатиры. Целый месяц от нее добиваемся. Говорят, ей предлагают кафедру в университете. Тогда другой разговор. Карьера…»
Но кто-то должен выслушать Евгению Владимировну. Она возвращается из института домой со странным чувством не во всем понятной вины перед собой. Она едет в метро до остановки «Парк культуры» и разглядывает пассажиров так, как будто кому-то из них она может рассказать, о своих волнениях, и он обязательно поймет ее, тот неожиданный человек в метро. Потом переход, лестница эскалатора, чьи-то плечи и локти…
Московская весна у Библиотеки имени Ленина. Начало апреля. В Александровском саду голые деревья стоят как каменные. Словно растут из асфальта, а не из земли. Лужи застывают к вечеру. К концу рабочего дня.
Евгения Владимировна молча идет домой. Мысли снова возвращаются — как качели раскачивают от недавнего к давнему, от давнего до сих пор, до сейчас. Вот какая история. Ее простая история.
«…И никакой радости, что опять помогла ему выйти из беды. Просто тихое удивление своему бессилию перед человеком, которого презираю.
Мы стояли в гулком подвале. У наших ног — бухта провода телевизионной антенны. На каменном полу медленно высыхают узорчатые следы ботинок директора. От двери — к нам. На моих туфлях растаял снег и блестит под каблуками темной лужицей. И только у Саньки ноги сухие. Его высокие импортные ботинки поблескивают металлическими заклепками.
Сам Санька тоже круглый, крепкий, прочный. Как его заграничные ботинки. А кончик самописки, пуговицы халата, дешевый перстень на безымянном пальце, зубы, узкие глаза, округлости щек и подбородка блестят, как металлические заклепки на его ботинках.
По-моему, он не узнает меня. А я его сразу узнала. Мне даже показалось, что он не то что совсем не изменился, но и не вырос. Хотя он, конечно, здорово подрос с тех дней, когда мы были «красными» в военной игре. А может быть, такие люди, как Санька, и не вспоминают детские игры, может быть, они держат в памяти что-то другое, нужное им сейчас в деле, и только…
Санька наматывает на левую руку гладкий провод антенны. И вдруг мне начинает казаться, что он все-таки узнал меня. И нарочно так небрежно, так напоказ отмеривает провод и ждет деньги, которые я ему обещала.
Вчера вечером он пришел к нам на новую квартиру по вызову. «Антенщик из телеателье Ерохин А. А.» — так было написано в квитанции. «Симпатичный такой, — передала мне бабушка. — Провел антенну. Приветливый и шустрый. Стеснялся, но потом попросил на пол-литра, уж я ему дала. Больно ловкий он на руку».
Мы включили телевизор. Он затрещал, экран засветился, но вдруг стал темнеть, потом снова вспыхнул; изображение дрожало и портило всем настроение.
Утром пришел другой мастер. Все проверил и сказал, что поставлен старый, неизвестно на какой свалке истории найденный провод антенны, весь из разноцветных кусочков. Мастер доверительно посоветовал шуму не поднимать, а прийти прямо на склад к участковому антенщику Ерохину. За наличные деньги отмерит сколько нужно наиновейшего провода и сам все установит.