— Нет ее, — сухо ответила Юля и опустила глаза. Сапоги его были начищены до безумного блеска. — Что-нибудь передать?
— Костя был, электрик, — медленно, будто что-то припоминая, проговорил он. — Мы с тобой знакомы? — вдруг спросил он.
— Не знаю, — перехватило дыхание у Юли. И вдруг неожиданно для нее самой вырвалось пижонское: — Возможно. Чисто визуально. — Ростом она была чуть выше его локтя. А мечтала, мечтала!.. Вот встретит его, заглянет в глаза… Какие хоть они — хотелось бы, чтоб голубые-голубые…
Костя присел перед ней на корточки, приподнял ладонью упрямо опущенный подбородок — ладонь горячая, шершавая, родная, дух захватывает.
— Чисто визуально! — передразнил он Юлю. — Это не тебя ли я в первый день на руках носил, коротенькая? — И, довольный, рассмеялся ей прямо в лицо. Юля строптиво дернула подбородком. — А я тебя с тех пор везде выглядывал. Думал, не выдержишь, сбежишь. Ишь какая крепкая оказалась. Думал, пропадешь, увязнешь где-нибудь без меня… Не пропала!
— Не пропала… — как эхо, повторила Юля. И вдруг ткнулась ему в плечо где-то около уха и всхлипнула, захлебываясь слезами. — Ольга… скоро придет, — с трудом проговорила она. — Ольга, она такая хорошая, красивая она… добрая… веселая, — голос прерывался, но Юле казалось, если она будет говорить не останавливаясь, до полных слез дело не дойдет. — Ольга, она…
— Послушай, успокойся-ка ты, — Костя встал, почесывая ухо, горячее от горячих слов Юли. — Мы еще с тобой все выясним, а сейчас меня ждут. И Ольгу ждут — я за ней из комитета. Там журналисты «Огонька» прилетели, передовиков фотографировать… Передашь?
Юля кивнула. Повернулась и совершенно спокойно пошла в комнату.
Костя вошел за ней. Положил горячую тяжелую руку на голову Юли. Повернул Юлю лицом к себе.
— Тебя как зовут, коротенькая?
— Юлия! — дерзко, словно недругу, ответила Юля, подняла голову и увидела его глаза, совсем не голубые-голубые, а просто серые, но еще лучше, чем голубые.
— До скорого, Юлия, — пообещал Костя и ушел.
…В каждой посылке от мамы Юля получала книги. В последней оказался томик стихов Марины Цветаевой. Юля так и не успела его раскрыть — пора было собираться на работу. Томик взяла с собой. В обед села на солнечном припеке, отколупнула зеленую крышечку кефира, надкусила булку и — прощай обед!
— Юлька, — окружили ее девчата из бригады. — Интересно, что ли? Почитай!
По-весеннему пригревало ненастырное сибирское солнце. С Томи дул влажный ветер. Девчата устроились вокруг Юли — все с бутылками кефира и булками в руках.
— Читай, читай!
— Девочки, слушайте, — сказала Юля. — «Попытка ревности».
— Ого!
— То, что надо!
— Тише вы!
И стало тихо. Тихий голос Юли, напрягаясь, доходил до звона, и уже всем девчатам казалось, что никакая это не поэтесса, а сама Юля горько спрашивает: «Как живется вам — хлопочется — ежится? Встается — как? С пошлиной бессмертной пошлости как справляетесь, бедняк?»…
Стихи были не сразу понятные, поэтому Юля читала их еще, еще, и они становились совсем ясными к удивительными, но очень тревожными.
Больше Юля читать отказалась.
— Правильно, — поддержали ее. — Лучше об этих подумать.
Завздыхали, заохали, притихли.
— Юлька! Завтра готовься еще читать! — попросили, как приказали.
Так прошел обед.
Вечером Юля писала маме в письме, как слушали девчонки на стройке любимые строки Валерии Николаевны «…к волшбам остыв, как живется вам с земною женщиной без шестых чувств?.. Ну, за голову: счастливы? Нет? В провале без глубин — Как живется, милый?..» Стихи запоминались Юле сразу. Вместе с первым чистым и прохладным запахом подтаявшего под солнцем снега, с горячим до озноба ощущением какого-то взрыва, и если взрыв этот не взорвется — хоть помирай.
Так стали проходить обеды. Еле успевала Юля перекусить. Когда кончались мамины книги, Юля читала наизусть.
— Только про любовь! — требовали девчата.
Юля поднималась с места, становилась словно выше и тоньше себя, той, какой была на самом деле, и красивее себя становилась, когда читала удивительные, точные к близкому времени строки Риммы Казаковой:
Девчата соглашались. Глубоко вздыхали. Странно смотрели на Юлю и на слегка тронутый простыми в общем-то словами мир вокруг них — голубой от голубого неба, чистый от чистого снега, теплый от теплого солнца.