Порыв связи.
Далеко от меня сейчас знакомый полушубок. Лицо, закрытое подшлемником. Глаза, больные от усталости.
— Говорите с огневыми!
Командую. Снаряды моей батареи ложатся по цели. Командует командир роты. Командуют командиры взводов…
…Пятый (или шестой — не помню) наблюдательный пункт за сегодняшний день — развалины. Свинцовый гравий на крупных кристаллах инея. Три пулемета, вбитые в лед. Четвертый отброшен в сторону.
— Огня! — просит командир роты.
— Связи-то у меня еще нет, — отвечаю я, но в это время вижу Лебедеву и в ее руках поредевшую катушку провода.
Я соединяюсь с НП командира дивизиона.
Маша Лебедева садится на выщербленные ступени неуцелевшего крыльца.
— Хорошо стреляли, — говорит командир дивизиона. (Я и через подшлемник вижу, что лицо Маши припухло.) — Есть приказ генерала закрепиться на рубежах. (Руки она отогревает на груди под полушубком.) Переходите на беспокоящий огонь. (Глаза ее по-прежнему открыты, но мне кажется, что она спит.)
Вызываю огневые.
— Первому — один снаряд!
Телефонист с огневых повторяет:
— Первому — один сна…
Порыв связи.
Маша поднимается мгновенно, выходит из развалин, идет по ледяному полю. Лед взрывается во многих местах, но она не пригибается и не припадает к земле. На это у нее не хватает сил.
Находит где-то порванный провод и сращивает концы, и моя батарея ведет беспокоящий огонь.
— «Полянка», «Полянка», «Полянка», «Полянка»! — слышу я неожиданно звонкий голос Маши Лебедевой, вызывающей мои позывные. — «Полянка», «Полянка», «Полянка»! С вами будет говорить «Орех».
Голос такой легкий, что я вижу веселые спокойные глаза, ресницы, чуть тронутые инеем, и нежную тонкую руку на контрольной трубке.
«…В результате пятидневного наступления войска фронта… сильно укрепленную долговременную оборону немцев и, продвинувшись, расширили… в боях… отличились войска генера…»
Порыв связи.
Знаю, что порыв, что где-то на линии немецкий снаряд порвал провод, что должно пройти время, — надо найти, срастить концы, но я не выдерживаю и кричу:
— Скорее, Маша, скорее!
«…Выражаю благодарность руководимым вами войскам…»
— Маша, Машенька! — кричу я. — Ты лучшая девушка в мире, Машень…
Порыв связи на линии.
Зимняя повесть
1
Темным ноябрьским вечером Анна Евдокимовна возвращалась домой. Холодный дождь сменился тающим в воздухе снегом, но она шла медленно, погруженная в свои мысли. Крытая машина с красным крестом на треснутом ветровом стекле чуть не сбила ее с ног. Из машины выскочил человек и, осветив фонариком дверь и ступеньки, быстро вошел в дом.
Анна Евдокимовна остановилась. Только что она мысленно представляла себе эти ступеньки и эту дверь. Изо дня в день, из года в год она приходила сюда. За этой дверью другая, стеклянная, за ней широкий коридор, первая комната направо — учительская.
Вот уже два месяца в здании школы помещается госпиталь. Анне Евдокимовне хотелось зайти и посмотреть, как там теперь, но она продолжала свой путь по темной осенней улице. Долго тянулась низкая железная решетка школьного сада. Покрытые снегом, неровной пирамидой громоздились сваленные в саду парты.
Дойдя до конца ограды, она остановилась. Не хотелось уходить от этих знакомых и печальных мест. Было такое чувство, словно она вторично прощается со школой.
Еще два месяца назад все было ясно: здание школы нужно госпиталю, она будет учить детей в другом месте, может быть, в бомбоубежище. И в самые тяжкие дни этой осени она надеялась: еще немного — и начнутся занятия.
Сегодня она снова была в районном отделе народного образования. Но Андрея Николаевича, заведующего, не нашла, и какая-то остролицая женщина сказала, что он болен.
— На что он вам? Ну зачем вы приходите? — И заплакала.
Анне Евдокимовне остролицая женщина не понравилась, но поняла она ее ясно: в осажденном Ленинграде невозможно учить детей, да и незачем…
Талый снег забирался за воротник пальто, ноги стыли, и Анна Евдокимовна поспешила домой.
Ветер с ожесточением рвал тучи. Снег закручивался все выше, и наконец последние бесформенные хлопья исчезли в небе. В лужах замелькала неспокойная луна.
Через несколько минут Анна Евдокимовна уже вошла в свою комнату. Подышав на стекло, она зажгла небольшую керосиновую лампу, затем расколола полено на мелкие лучинки и растопила печурку. Убедившись, что печурка не дымит, поставила на нее чайник с водой. Затем, взяв с полки книгу в старинном переплете, села в кресло.