Легенда о пулковском тополе
Почти все лето пятьдесят первого я колесил по Украине. Друзей у меня тут немало. Но как-то раз я совершенно один прогулял весь день по незнакомым местам и только поздно вечером набрел на небольшое село Борки. В колхозном правлении еще заседали, но гость всегда от бога, и со всех сторон меня стали приглашать. Но председатель решительно все отклонял: там мне будет тесно, там ребятишки подымут чуть свет, а там хозяин сильно храпит, спать не даст.
Наконец он все-таки выбрал для меня ночлег. И хата хорошая, и живет в ней одинокий дед. Идти надо прямо по шляху, тополя приведут к домику Фрола Ивановича Томилина. Имя и фамилия, как видите, не украинские, но об этом позднее…
Кто бывал на Украине, знает, как хороши эти шляхи, по обеим сторонам которых стоят высокие пирамиды тополей. И особенно хороши вечером или ночью. Лунный свет свободно скользит и падает по узкой плотной кроне, ярко горят зеленоватые стволы, а короткие черные тени спокойно уходят вдаль. Наш северный тополь тоже высок и строен, но форма его строже и проще, крона шире и реже; затейливая пирамида никак не хочет прижиться в наших местах.
Тополя кончились, и чуть в стороне от дороги я увидел изгородь, а за ней домик Томилина. Старик в белой рубахе, заложив пальцы за ремень, стоял посреди садика и, казалось, поджидал меня. Действительно, заботливый председатель уже посылал своего сынишку и предупредил обо мне.
Старику было за семьдесят. Белая с желтизной борода густо закрывала лицо. Брови выцветшие и густые. Взгляд крутой и острый — тут старость ничего не взяла.
Я отказался от предложенного мне ужина. Больше всего манила меня постель. Томилин поклонился и молча вышел из дому.
Мне казалось, что едва я доберусь до подушки, как сразу усну, но сон не шел. Огромная, безмерная тишина окружала меня. И эта тишина не успокаивала, а, напротив, мешала уснуть. Мне уже хотелось, чтобы скрипнула половица или заплакал ребенок, чтобы хоть что-нибудь живое было в доме. Почему не спит старик? Что он делает в саду ночью один?
Я встал и вышел из дому. Старик неподвижно сидел на скамейке, заложив пальцы за ремень. Он не пошевельнулся, увидев меня, и ни слова не проронил, когда я сел рядом.
Томилинский садик был небольшой, но очень аккуратный. А может быть, это лунный свет так прибрал его… Две-три яблони, две-три вишни и еще одно дерево, которое я не сразу узнал. Это был тополь, судя по тоненькому стволу — совсем еще молодой, но уже рослый, метра на четыре, не меньше, и не южный, пирамидальный, а наш, северный, с характерной широкой кроной. Откуда он здесь взялся? Я спросил Томилина, но старик мне ничего не ответил. Тогда я сказал, что сужу об этом так смело, потому что такие тополя растут у нас, в Ленинграде.
— Ленинградец?
С неожиданной живостью Томилин стал расспрашивать меня о Ленинграде, о войне, о блокаде…
— Наверное, вы не раз бывали в наших краях? — спросил я. Томилин взглянул на меня, коротко сказал «нет» и снова замкнулся.
А мне теперь совершенно расхотелось спать. Важный седой старик и его могучий взгляд — все это было для меня загадкой. Я чувствовал, что разговор о Ленинграде растревожил моего хозяина, но боялся его расспрашивать. Он первый не выдержал молчания и рассказал свою историю.
Фрол Иванович Томилин до революции много лет прослужил на флоте матросом. На Украину он впервые попал в гражданскую войну. Не то петлюровцы, не то махновцы бесчинствовали тогда в Борках, и Красная Армия освободила село. Здесь, в Борках, старый матрос женился. Ему было сорок, ей двадцать, но разница в возрасте не помешала любви. После гражданской войны Томилин вернулся в Борки и «сел на землю». Его счастье было коротким: через год жена умерла от родов. Томилин едва перенес горе и остался жить только ради сына.
Фрол Иванович показал мне фотографию Алеши Томилина. От отца он унаследовал открытый лоб, сильный подбородок и твердый взгляд.
Фотография была помечена сорок первым годом, а в январе сорок четвертого Алеша Томилин погиб под Ленинградом.
В этот день Фрол Иванович стал стариком. Он разом согнулся и одряхлел. Люди возвращались в родные места, брались за землю, строились. Томилин бесцельно бродил вокруг бывшего своего дома, превращенного фашистами в пепел, спал на обожженной земле, в воздухе он слышал только холодную гарь. Соседи боялись за его рассудок. Томилина считали потерянным человеком.