Рамзес назначил Небу верховным жрецом еще в те времена, когда Карнак стремился к абсолютной независимости, что грозило разрушить единство Двух Земель. Но молодой Фараон сумел тогда принять правильное решение, призвав к управлению городом-храмом преданного и деятельного Небу, восстановив тем самым гармонию в стране.
Получая информацию от Бакхена, старец почти не покидал своего скромного жилища, состоявшего из трех комнат, построенного рядом со священным озером Карнака. По вечерам он любил поливать ирисы, посаженные по обеим сторонам входной двери; когда у него больше не будет сил заниматься этим, он попросит у царя освободить его от должностных обязанностей.
Сидящий на корточках садовник удалял сорняки. Небу не скрывал своего недовольства:
— Никому не дозволено прикасаться к моим ирисам!
— Даже Фараону Египта?
Рамзес встал и обернулся.
— Ваше Величество, прошу вас…
— Ты правильно делаешь, что сам следишь за этим сокровищем, Небу. Ты хорошо потрудился на благо Египта и Карнака. Сажать, видеть, как растет, поддерживать хрупкую и такую прекрасную жизнь… Есть ли более благородное занятие? После смерти Нефертари я мечтал стать садовником, оставить трон и отказаться от власти.
— Вы не имеете на это права, Ваше Величество.
— Я надеялся на большее понимание.
— Когда такой старик, как я, стремится к отдыху, это законно, но вы…
Рамзес посмотрел на восходящую луну:
— Приближается гроза, Небу; мне нужны верные и ответственные люди, чтобы встретить разбушевавшиеся стихии. Каким бы ни был твой возраст, отложи свои планы на отдых. Продолжай твердой рукой управлять Карнаком.
Глава 4
Посланник Хеттской империи, маленький сухопарый шестидесятилетний человек, остановился у входа дипломатического ведомства. В соответствии с обычаем он положил букет из хризантем и лилий на каменный жертвенник у подножия статуи бабуина, воплощения Тота, бога писцов, священного языка и знания. Затем он обратился к охраннику, вооруженному копьем.
— Меня ждет верховный сановник, — сухо заявил он.
— Я доложу о вас.
Посланник, одетый в красно-голубое платье с бахромой, черные волосы которого блестели от ароматических мазей, а лицо обрамляла окладистая борода, ходил взад и вперед от нетерпения.
Ему навстречу шел улыбающийся Аша.
— Надеюсь, я не заставил вас слишком долго ждать? Пройдемте в сад, дорогой друг, там нас никто не побеспокоит.
Пальмы и смоковница, растущие вокруг бассейна, покрытого голубыми лотосами, отбрасывали приятную тень. Слуга, поставив на круглый столик алебастровые чаши с прохладным пивом и корзиночку с инжиром, удалился.
Хеттский посланник не спешил сесть на деревянный складной стул с лежащей на нем подушкой из зеленого льняного полотна.
— Чего вы боитесь?
— Вас, Аша.
Глава египетской дипломатии продолжал улыбаться:
— Я выполнял шпионские задания, это правда, но те времена уже прошли. Я стал официальным лицом, дорожу своим положением и не имею ни малейшего желания заниматься хитроумными затеями.
— А почему я вам должен верить?
— Потому что у меня, как и у вас, есть только одна цель — упрочить мир между нашими народами.
— Фараон ответил на последнее письмо императора Хаттусили?
— Разумеется, Рамзес написал ему о царице Изэт и о своих лошадях, а также порадовался безукоризненному соблюдению договора, который навечно соединил Египет и Хеттскую империю.
Лицо посланника стало непроницаемым:
— С нашей точки зрения, этого совершенно недостаточно.
— А на что вы надеялись?
— Император Хаттусили был неприятно поражен тоном последних писем Фараона; у него создалось ощущение, что Рамзес считает его своим подданным, а не союзником.
Дипломат едва скрывал свою раздраженность.
— Надеюсь, что это неудовольствие не приняло угрожающих размеров? — спросил Аша.
— Боюсь, что да.
— Разве может такое ничтожное разногласие поставить под вопрос наш союз?
— Хетты — гордый народ. Кто оскорбляет их гордость, навлекает на себя беду.
— Не следует ли считать этот случай досадным недоразумением?
— С нашей точки зрения, это серьезное происшествие, способное привести к конфликту.
— Я боюсь подумать… Не станет ли данная проблема предметом переговоров?
— Она таковой не является.
Аша опасался, что рано или поздно возникнет подобная ситуация. При Кадеше Хаттусили командовал союзной армией, побежденной Рамзесом; его злоба не угасла, он искал любой предлог, чтобы вновь подтвердить свое превосходство.