— Я не такая дура, как вы думаете, — заметила Боженцкая; что-то в ее голосе поразило Щенсного, он насторожился, но Магда докончила, как всегда просто и естественно: — Никому не скажу ни слова, ни за что!
— В таком случае…
Он не договорил: с улицы послышались шаги, голоса. На тротуаре у двери маячили три фигуры.
— Вот-те на, они возвращаются с Баюрским. Что теперь делать?
Щенсный не знал. Они вместе с Магдой смотрели, как Баюрский держит одну из девушек за руку, о чем-то просит, уговаривает, та вырывает руку:
— Ладно, сейчас посмотрю, можно ли…
Девушки побежали по лестнице вверх. Баюрский остался на улице.
— Садитесь. — Магда дернула Щенсного за пиджак. — Садитесь на кровать. Так будет лучше для меня и для вас.
Обе девушки вбежали в комнату.
— Магда, ты спишь? — крикнула Феля.
Слышно было, как она ощупью ищет выключатель.
— Не зажигай свет, — сказала раздраженно Магда.
— Почему?
— Потому что я не одна.
Девушки замерли на пороге.
— Ну знаешь… — пробормотала Феля.
— Знаю. Тебе можно, а мне нельзя?
— Я — другое дело. Но ты… Вот бы не подумала.
— Почему? Я что, горбатая или кривая?
— Что ты, Магда, я ничего такого не говорю. Просто я удивилась, ты же нам никогда не рассказывала, что у тебя кто-то есть. Сейчас скажу Янеку, что сегодня нельзя, пусть уходит. Ты мне всегда уступала, я помню, так что и я уступлю…
Феля выбежала. Ядя подошла к крайней койке, молча взяла одеяло и подушку.
— Скажите что-нибудь, — шепнула Боженцкая. — Пусть они знают, что это вы.
— Простите меня за беспокойство, Ядя. Больше этого не повторится.
— Ничего, у нас есть где спать, — ответила та, вслушиваясь в его голос, и ушла со своей постелью на кухню.
Щенсный высунулся из окна. Около дома Феля утешала Баюрского, объясняла, что сегодня никак нельзя…
— Янек! — крикнул Щенсный.
Тот поднял голову.
— Да ну тебя… А я уже точил зуб на Болека. Был уверен, что это он!
— Ты, брат, того… Пойми, у нас сегодня вроде помолвки. На вечере объяснились…
— Понимаю… Тебе я всегда готов пойти навстречу. Желаю счастья!
Он чмокнул Фелю и зашагал, громко стуча сапожищами, крупный, надежный, смекалистый Баюрский, у которого память, как воск.
Щенсный отвернулся от окна. Магда сидела на койке, как бы пригорюнившись. Они снова были одни. На кухне подружки что-то оживленно обсуждали.
— Он давно с ней живет?
— Не знаю. Я здесь всего месяц, и при мне все время так. Когда старуха уезжает в деревню, Баюрский приходит. Мы тогда спим на кухне. Они очень любят друг друга, Феля и Баюрский.
— Почему же они не поженятся?
— Девушкам с «Мадеры» нельзя выходить замуж. — В ее голосе звучала укоризна, что Щенсный не понимает таких простых вещей. — Фелю тут же уволят, а ей необходимо работать и посылать деньги домой, в Любань. Там у нее мать с малолетними детьми. Поэтому они пока живут так. Потом, может, Янек получит работу получше, а может, Феля устроится куда-нибудь, где держат замужних. Тогда они поженятся.
— Мне очень неловко, Магда, что так получилось. Как вспомню, что вы для меня сделали и какие теперь, наверное, пойдут сплетни…
— Пусть! Меня это не волнует, а вас? Главное — есть свидетели, что вы провели ночь у меня, вот и все. Ложитесь отдыхать, Щенсный, не будем терять времени на пустые церемонии.
В самом деле, ему ничего не оставалось, кроме как проспать у нее до утра. Он лег навзничь, свесив ноги, чтобы не запачкать постель. Ботинки снять он не мог — носки пропотели, еще не хватало, чтобы тут несло потом от его ног!
Он слышал шелест снимаемого платья, скрип кровати, когда Магда скользнула под одеяло, и шепот… Неужели она читает молитву?
Щенсный чувствовал себя в безопасности. Ничего не могло раскрыться, а если даже… Что ж, из-за девушки все получилось. Он убил из ревности, сам не помнит как, оба были под хмельком, и Болек вытащил пистолет. Будет уголовное, а не политическое дело, дадут два-три года от силы… Боженцкая даже не представляет, как она ему помогла.