Кашеварить должен был Щенсный с понедельника, а пока все снова разошлись по своим деревням, сообщить дома, что повезло с работой, и подготовиться к новой жизни.
В воскресенье, вернувшись из костела, Щенсный оставил отца в «ковчеге» и долго ходил, искал толстую проволоку. Наконец нашел за кладбищем, отломал метровый кусок, загнул один конец, сделав ручку, и, размахивая этой тросточкой, зашагал к стрельбищу.
По дороге он встретил Бронку с белой козочкой.
Девочка пожаловалась, что коза ее не слушается. Мама велела ходить с козой около дома, а та тянет то в кусты, то в лес — всюду. Ей говоришь, а она хоть бы что.
— А ты ее розгой, — посоветовал Щенсный. — Где это видано, чтобы скотина человеком командовала!
Он взял у Бронки веревку, и коза тут же присмирела, зашагала прямо, как на параде. Но стоило Щенсному переложить веревку в руку девочке, как снова начались прыжки, шалости и разные фокусы — прямо уму непостижимо, сколько хитрости таится в одной еврейской козе!
— Козя, стой! Тише, козя!
— Козу так не кличут, — объяснил Щенсный, — ее приманивают: бась-бась! И вообще зови ее Басей.
Они пробыли в роще до вечера. Под меченой сосной, недалеко от столба, действительно было что-то зарыто. Щенсный, проверяя, нащупал — проволока скользнула по круглому предмету, ясное дело — труба.
Потом вернулись — девочка с козой к себе, он к себе.
Еще издали он увидел отца с Любартом на валуне у «ковчега». Мужчины были настолько увлечены разговором, что даже не заметили, как Щенсный вернулся.
Он заглянул в кастрюлю на печке — что там отец состряпал? Его ждала каша и полная миска капусты.
Щенсный ел жадно, придвинувшись к лазу: ему было интересно, о чем может отец говорить с отцом Бронки.
Любарт рассказывал, как он лишился швейной машины. А что такое портной без машины? На руках шили при царе Горохе. Теперь портному необходима швейная машина и зеркало, большое зеркало, чтобы заказчику показать работу…
Отец поддакивал, да, это то же самое, что с землей. Если ты потерял землю, нет у тебя никакой опоры, ничего прочного, ты как сухой лист, и только.
Щенсный понял, что отец без земли совсем зачахнет. Надо поскорее дать ему новую землю, пусть хоть крохотный клочок, но свой, и избу, все равно какую, но чтобы у него была «опора».
Когда Любарт ушел, Щенсный вылез из «ковчега», подсел к отцу.
— Так когда начнем строиться?
Отец пожал плечами.
— Из чего?
— Как это из чего? Козловский поставил хату, не имея ни гроша. Из черепов слепил.
— Видел. Я бы не так лепил.
— А как?
— Вот так: связал бы столбы стенами, пусть даже из дюймовки, все-таки можно тогда изнутри оштукатурить, а снаружи черепа гладко отшлифовать. Опять же крыша… Крыша у него кривая.
— Ну, Козловский ведь не плотник. А фундамент какой сделаем, бутовый или кирпичный?
— Только кирпичный.
Щенсный так его разжег, раззадорил, что старик встал с валуна, взял лопату и начал чертить на земле тут же рядом, где начинался их участок: горница пять метров на четыре, сени шириной метр двадцать, с кладовкой в конце, и кухня четыре на четыре, с подполом. Крыша высокая — под хороший чердак…
Он ходил по этому своему дому, перешагивая через начерченные линии, чтобы не стереть, из горницы шел в кухню — здесь, говорил, будут девчонки спать, а мы, мужики, в горнице. Он повеселел, глаза заблестели.
— И поставим его так, чтобы одно окно смотрело на «Целлюлозу», а второе на озеро.
— Значит, завтра начинаем?
Старик словно свалился с этого домика на землю — снова смотрел испуганно, видел одни лишь начерченные линии и никаких реальных возможностей.
— Чего ты боишься, отец? Земля у нас есть. Триста злотых есть. На лес и известь хватит?
— Должно хватить.
— Значит, сразу купим и то и другое. Глину накопаем сами, кирпича немного соберем и притащим черепа из-под тарелок. Все бесплатно — можно строить. Даже если не хватит на крышу или на что-нибудь еще — так ты же заработаешь. С каждой получки можно откладывать половину. Я буду вкалывать, как зверь, ты только говори, что делать и как — все сделаю!
Отец думал, взвешивал, прикидывал, и получалось, что да, можно. В самом деле, если взяться, как следует, можно к зиме избу поставить.
С того момента все другое стало не в счет, просто вылетело из головы, забылось — в уме остались только цены стройматериалов, размеры, расчеты — как сделать подешевле и получше. Отец в мыслях строил свою хату неторопливо, по-хозяйски, то и дело поглядывая на хибару Козловского, сравнивая, и, когда легли спать (Корбаля не было, снова где-то в городе загулял), вдруг спросил сына: