Он, верно, узнал о злоключениях земляка, потому что сказал:
— Мне надо с тобой поговорить.
— Нам не о чем говорить.
— Но пойми, я должен тебе рассказать, что у нас было с Гедронцем.
— Теперь ты должен? Благодарю, ты слишком долго думал.
— Я не могу больше смотреть на все это. За кого ты меня принимаешь?
— За слизняка, — отрезал Щенсный. — А слизняков я не признаю.
Он не помирился с Леоном, не простил, что тот отвернулся от него, поверил Сташеку. Пусть стоит в сторонке, пусть смотрит дальше…
И Леон стоял вечером в толпе, тесным кольцом обступившей лестницу, глядя, как Щенсный прыгает лягушкой с табуреткой над головой.
С первого этажа на третий, ступенька за ступенькой он прыжками поднимался по осклизлой грязной лестнице — куда же девалась та, из сна о маршале, белая, мраморная?! — а наверху стоял, упершись руками в бока, и ржал громадный Мотовилло.
— Выше, вонючка, выше!
Щенсный, обезумев от ярости, приближался и, наверное, размозжил бы ему голову табуреткой, если бы не вмешался прапорщик Павловский:
— Как тебе не стыдно? Он же солдат…
— Не солдат, а падаль! Я ему…
— Погоди, — перебил Павловский, беря Мотовилло под руку. — Помнишь, тогда в Легионове…
Он увел старшину, а Щенсный, едва дыша, прошел сквозь замолкший строй роты и поставил табуретку на место.
Щенсный ждал схватки. Но ее не было. Ни в тот день, ни потом. Показательные штыковые бои отменили. Не потому, что Мотовилло испугался противника — нет, он по-прежнему считал его чучелом гороховым, — а потому что рота взяла сторону Щенсного. Еще, чего доброго, вместо того чтобы освистывать, ему начнут аплодировать, науськивать на старшину: «А ну-ка, врежь гаду!» Вот будет скандал, вот позор, лучше не рисковать.
В военных действиях наступил перерыв. Затишье перед большим наступлением. Обе стороны разрабатывали новые планы: Мотовилло с Гедронцем в канцелярии, а Щенсный в роте, среди посвященных.
Между тем на спокойный и беспечный полк как гром с ясного неба свалился начальник штаба округа генерал Барбацкий.
Не успели ни засыпать желтым песочком свалку за казармами, ни отогнать унтер-офицерских свиней, которых откармливали при каждой солдатской кухне, как генерал приступил к осмотру, причем начал именно с третьего батальона.
Проверяя седьмую роту, он обратил внимание на солдата, одетого в мундир явно не по размеру, весь в заплатах.
— Что здесь делает это чучело? — с раздражением спросил генерал. — Это же не солдат, а позор.
— Это придурок, пан генерал. Дебил. Жалко для него форму, все равно испортит…
Но генерал, ища зацепку, чтобы устроить разнос, приказал вызвать Щенсного.
— Какие у вас были занятия вчера? Что вам труднее всего давалось?
— Оптическая сигнализация, пан генерал.
— Хорошо. Ну покажите, как выглядит буква «а».
— Слушаюсь, пан генерал.
Не имея сигнальных флажков, Щенсный показал руками.
Генерал спросил, какую еще букву он помнит.
— Я помню всю азбуку Морзе.
— Так-таки всю? А ну-ка просигнальте: «Доставить боеприпасы».
Щенсный тут же промахал.
Генерал в изумлении взглянул на Гедронца.
— Если у вас придурок такой, то кто же остальные солдаты в роте? Одни гении, должно быть, Коперники сплошные, да?
И тут же снова обратился к Щенсному:
— Вы находитесь в поле. Рота расположена вот там. — Он показал на казарму. — Поблизости нет никого. И вдруг метрах в трехстах от вас из леса выходит неприятель, имеющий численное превосходство. Что вы делаете? Покажите.
Щенсный плашмя бросился на землю. Сделал вид что стреляет в неприятеля, отполз назад, и осторожно высунув голову, выстрелил снова. Так, отстреливаясь, он отступал к своей роте.
Генерал был в восторге.
— Хорошо, очень хорошо! Именно так: предупредить роту и отступать к ней. Прекрасно… А если б вас окружили?
— Тогда, пан генерал, я бы пустил в ход штык. Как учил старшина Мотовилло.
— Отлично! Командир роты! Я хочу посмотреть его штыковой бой со старшиной Мотовилло.
Мотовилло, издеваясь над Щенсным начал показывать класс. Но Щенсный, улучив момент, когда он покосился на генерала — все ли тот видит? — нанес ему удар и повалил наземь.
Ошарашенный, багровый от стыда, Мотовилло, вскочил на ноги. Щенсный удалялся короткими прыжками, сдержанный, настороженный, помня: надо тянуть, вымотать старшину, чтобы он обессилел от злости…
Приклады винтовок трещали, сталкиваясь, и тут же отдалялись друг от друга, потому что ловкий солдат уходил, а грузный старшина гнался за ним перед строем застывшей роты.