— Товарищи, время идет, — Коллиев нетерпеливо поглядывал на часы. — Послезавтра у нас актив…
— Но разве можно второпях решать судьбу человека? — вставил прокурор Васильев.
— Вот и я прошу, разрешите мне обосновать свои обвинения! — требовательно сказал Лесоев.
— Так все же ясно! — Коллиев нетерпеливо махнул рукой.
— Вы-то!.. — голос Ларинена дрожал; бледный как полотно он не находил нужных слов: — Вы… Вам… Вам всегда все ясно…
— Ну-ка, покажите! — И с этими словами Кемов взял у Лесоева пухлую папку. Он перелистывал документы, сам отлично понимая, что в данный момент не найдет никаких возражений против такого количества бумаг. Потом он вздохнул: — М-да, тут нужно время. Давайте послушаем Вейкко Яковлевича, — добавил он с некоторой надеждой в голосе.
Вейкко встал и обвел комнату мутным, ничего не видящим взглядом. Он различал светлые прямоугольники окон. Все остальное слилось в сплошное серое пятно, в котором были едва заметны силуэты людей. И вдруг прямо перед его глазами возникла длинная и мрачная фигура Лесоева. Тогда Ларинен, задыхаясь от бешенства, выпалил:
— Это ложь, Лесоев! Какое ты имеешь право так врать?! Все, что ты тут сказал, — неправда! Зачем? Что плохого я тебе сделал? Ну, отвечай, тебя спрашивают! Ты же коммунист! Да какой ты коммунист… — Вейкко махнул рукой.
— Вейкко Яковлевич, что вы так… Говорите по существу, — произнес Кемов почти умоляющим тоном. — Слово за вами. Сейчас вы имеете возможность высказаться. Вот и докажите нам, что все выглядит не так уж мрачно.
— Все это ложь! — единственное, что мог сказать Ларинен.
Васильев палил воды и подал Ларинену:
— Товарищ Ларинен, спокойно, ничего страшного нет. Подумайте и расскажите все по порядку.
Вейкко раздражался еще больше:
— Я пока не в прокуратуре, и воды мне не надо.
Кемов озадаченно вертел в руках карандаш и смотрел на него:
— Вейкко Яковлевич, зачем вы так ведете себя? Возьмите себя в руки. Мы ведь не врачи, чтобы лечить от истерики. Но и не враги. Понимаешь! — Кемов говорил то на «ты», как привык обычно разговаривать с Лариненом, то на «вы», как положено на бюро. — Я не раз слышал, как вы выступаете с трибуны. Вы же умеете говорить толково и деловито, даже вдохновенно. Вы умеете критиковать других…
— Это он умеет, — с готовностью подтвердил Няттинен.
Кемов продолжал:
— А сейчас, когда партия требует отчета за ваши поступки, вы закатываете истерику. Это не поможет делу, товарищ Ларинен. Вы спрашиваете, что плохого сделали Лесоеву? Не перед ним вы держите ответ, а перед бюро, перед партией. Почему вы молчите? Неужели вам нечего сказать?
— Я уже сказал: это все вранье!
— Вранье? — спокойной мягко, почти по-дружески переспросил Лесоев. — Скажите, был ли такой случай, что вы появились в пьяном виде у красного уголка, где вас встретил лектор Никкоев?
— Был, кажется. — Ларинен опустил голову.
— Помнит. — Коллиев подмигнул членам бюро.
— А кто это выпил водку, которую в качестве гостинца привезли старику Степану Петровичу Лампиеву?
Ларинен растерялся еще больше. Еле слышно он ответил:
— Меня угостили…
В комнате раздался взрыв смеха.
— Да, трудно было, конечно, отказаться, — Лесоев подавил улыбку. — А кто вам дал право задержать весенний сев на участке Хиллопелто?
— Так нельзя же было сеять. Вода кругом…
— С кем вы посоветовались, когда разошлись во мнениях с председателем колхоза?
— С агрономом колхоза…
— И только?
Ларинен кивнул.
— Она же ваша сестра. Значит, родственные связи выше коллегиальности, так, что ли?
— Вот как! — вырвалось у Коллиева. — Все ясно, хватит тянуть.
— Нет, подождите, — потребовал Лесоев. — Чья подпись на этих накладных о получении кровельного железа? Ваша? Хорошо. А куда вы дели эти листы? На крышу их использовано гораздо меньше.
Вместо ответа Ларинен умоляюще и испуганно посмотрел на Няттинена. Тот, бледный и тоже растерянный, сокрушенно качал головой, едва слышно приговаривая:
— И что только творилось, боже мой, боже мой!.. И все это у меня под носом!
Кемов взял в руку накладные, не веря своим глазам. Везде стояла подпись Ларинена.
— А где же остальное кровельное железо? — спросил он сурово.
— Не знаю. Надо разобраться. — Ларинен был бледен, его руки дрожали.
— А почему по два наряда за одни и те же работы? Вы подписывали? — Кемов пристально смотрел на Ларинена.
— Так я же… Ей-богу! Вором меня считаете, что ли?! Всю жизнь честно… С ворами не жил и сам не научился…