— Вы сами должны догадаться. Жаль, что я не могу рассказать вам подробности. Вопрос о Ларинене разбирался на закрытом заседании бюро райкома партии. А такие дела не разглашают. Вы меня понимаете?
Надя кивнула и пристально посмотрела на него.
— Но перейдем к делу, — заторопился начальник. — Вы принимаете мое предложение?
Она ответила спокойно, но твердо:
— К сожалению, я не могу согласиться.
— Почему? — Няттинен так и ожидал, что по своей скромности она будет сначала отказываться, но ее ответ прозвучал что-то слишком решительно. — Скромность, конечно, украшает человека, но вы согласитесь, что каждый из нас обязан ставить государственные интересы превыше всего. Исходя именно из этого, мы и думаем назначить вас на новую должность, и, мне кажется, вы тоже должны подходить к делу по-государственному. — Говоря, он дружески улыбнулся.
— Я не буду работать на месте Ларинена, если с ним поступили несправедливо и если при этом воспользовались моей докладной. И воспользовались неправильно.
— Товарищ Карпова, вам пока рановато критиковать решения партийных органов, — сухо заметил Няттинен.
— Я и не критикую. Я лишь хочу разобраться, в чем дело.
— У вас нет никаких оснований ставить под сомнение правильность партийных решений.
Надя снова отошла к окну. Немного погодя она спросила:
— Мне можно идти?
Не отрываясь от бумаг, Няттинен сдержанно ответил:
— Прошу вас серьезно подумать о своем поведении. Постарайтесь правильно все понять и обдумайте мое предложение, А сейчас можете идти.
И он углубился в бумаги. Он сказал все, что мог скакать в этом случае начальник своему подчиненному, да еще такому молодому. И все же разговор с Надей оставил в душе Няттинена неприятный осадок.
Когда Надя выходила из кабинета начальника, у нее мелькнула мысль пойти прямо в райком партии. Но явиться туда в возбужденном состоянии она не могла. Медленно шагая по улице, она старалась успокоиться и хорошенько обдумать случившееся.
Дела на стройке шли очень плохо, это было ясно. За такое состояние дел на московских стройках давно сняли бы все руководство.
Да, на московских стройках!.. Сама того не замечая, Надя замедлила шаг, глаза ее затуманились. Ей представилось, что там всегда была весна, много света и солнца, и она видела себя идущей с работы в общежитие с букетом подснежников в руках. Теперь ей совсем не вспоминалось, что в Москве тоже бывали дожди и пасмурные дни, не всегда была весна и не каждый день продавались подснежники.
По воскресеньям она любила совершать загородные прогулки в Подмосковье. Недалеко от станции Пионерская стоит высокий и стройный сосновый лес, а трава мягкая, как бархат. Однажды, сидя там на лужайке, она заметила, как в нескольких шагах от нее пулей проскочила белка. Ей показалось, что она успела разглядеть ее круглые пуговки-глаза — не испуганные, а любопытные. А потом она увидела пушистый, роскошный хвост, которым белка махнула ей на прощанье. Затаив дыхание Надя ждала, что белка появится снова. Но она не появилась. Надя часто вспоминала эту картину, и ей стало казаться, что, если бы она сидела одна или с подругами, белка обязательно пришла бы к ней. Но она была не одна и не с подругами. Она сидела на лужайке с Робертом. Поэтому и счастье пролетало мимо нее, не останавливаясь и не возвращаясь.
Она приехала сюда с единственной мыслью — забыть все и отдаться всецело работе. Жизнь везде жизнь. Она многому учит, каждый день, каждый час. Уже первые недели на стройке многое открыли Наде, прежде всего в людях. Вот, например, Няттинен. Теперь Надя уже начинала догадываться, что Няттинен заботится не столько о стройке, сколько о своем авторитете. Ларинена вначале она уважала, потом стала испытывать к нему неприязнь, а теперь? Она жалела его, но в то же время чувствовала, что он достоин не жалости, а дружеского участия, что в нем есть гордость и мужество.
А почему от него ушла жена? Надя не имела привычки интересоваться личной жизнью других людей, но о Ларинене у строителей бывало в перерывах столько разговоров, что волей-неволей она все слышала. Никто толком не знал, куда и зачем уехала Ирина. Люди строили на этот счет различные догадки, многие резко осуждали Ирину за ее поступок, но за все прошлые годы никто не мог упрекнуть ее в легкомыслии. Многие, наоборот, вздыхали: кто, мол, мог ожидать подобного, такая она была всегда тихая и скромная.
Понемногу Надя узнавала и строителей, особенно людей из бригады Ниеминена. Какой хороший, открытый парень этот Володя! А сам бригадир! Будучи его начальником, Надя чувствовала себя девчонкой перед ним и безгранично уважала этого медлительного финна, с его юмором и настоящей житейской мудростью.