— Вот-вот!
Старик снова налил понемногу себе и Вейкко и, поднимая стакан, сказал:
— Я думаю, что тебе надо вернуться к нам.
Вейкко и сам не раз подумывал о колхозе. И все-таки он колебался:
— Кто его знает…
— А чего тут еще знать?
— Что я там делать буду?
— Как что? — вмешалась мать. — Будешь председателем колхоза.
Иивана Кауронен заметил:
— Я чинов не распределяю и не о них говорю. Я говорю о работе. Ведь сейчас, слава богу, народ начал возвращаться в колхоз.
Вейкко неопределенно ответил:
— Я-то согласен, если только отпустят.
— А кто тебя может задержать?
Вейкко замолчал. Ему все еще было трудно расстаться с мыслью, что он необходим партии, что партия будет решать, где он должен жить и работать.
— Я послал жалобу в Петрозаводск, — пояснил он.
— Ну и что? Если вернешься к нам, от нас тебя никуда не переведут, как бы твое дело ни решилось.
— Вообще-то так, — согласился Ларинен. — Колхоза я не боюсь.
— Не то слово, — бояться. Чего бояться-то? Работы? Или ты работать разучился? Или, может, обленился?
— Зачем ты так, дядя Иивана?
— Значит, приедешь?
— Приеду.
— Надо приехать, вот что! — Иивана Кауронен посидел молча, потом спросил: — Знаешь ли ты, что такое олень?
— Ну, это полезное животное. Их надо бы снова разводить.
— Верно, но я не про то. Вот родился олень на пастбище. Он знает там каждое дерево, кустик, камень — все. А возьми-ка да угони его за сто верст и отпусти. Думаешь, он приживется на новом месте? Ничуть не бывало! Не успеешь оглянуться, как его след простыл: олень махнул в родные края. А человек и того больше должен любить родные места.
— Правильно, дядя Иивана, правильно. — Ларинену не хотелось спорить со стариком. — Но у нас родные места шире, чем своя деревня. Русские, украинцы, белорусы здесь кровь проливали за нашу Карелию. Разве Карелия им не родная? Очень даже родная. А вся страна?..
— Ну, начал!.. Ты меня за Советскую власть не агитируй, будто мы сами не понимаем… А в колхозе кто пахать будет, вот ты что мне скажи. Ведь сами же своими руками подняли такое дело, а потом разбежались кто куда.
— Нет, я не убежал, я вернусь.
Проводив дядю Иивану и мать до машины, Вейкко шел домой, раздумывая над словами Кауронена. Нелегко идти в колхоз, когда ты исключен из партии.
Когда Ларинен проходил мимо щитовых домиков строителей, он увидел впереди себя длинную фигуру Лесоева. Вейкко замедлил шаг, чтобы не встречаться с ним. К его удивлению, Лесоев свернул в калитку Нины Степановны. Ему сразу открыли. Дверь за его спиной захлопнулась, щелкнул засов.
Навстречу Вейкко шел Ниеминен. Старик был слегка навеселе и сразу же стал объяснять, как это получилось:
— Видишь ли, все началось с того, что к утру жене нужны были мелкие деньги для молочницы. Она возьми да и пошли меня разменять сторублевку. Я зашел в буфет, а там сидит мой старый приятель. Ну, мы и разменивали эту бумажку часа три. Да только она стала теперь слишком мелкой. Достанется мне от жены! Пойдем-ка со мной. При госте она не станет ворчать. Может, купим бутылочку? С тобой ведь мы еще не пили.
— Пойдем, но без бутылки, — согласился Ларинен.
— Все равно. Пошли.
Поравнявшись с домиком Нины Степановны, Ларинен взглянул на окна. В тот момент там как раз потушили свет.
«Эко до каких пор мое дело изучают! — усмехнулся Ларинен. — Да еще в темноте».
Дома Ниеминен чистосердечно рассказал жене, как он разменивал сторублевку. Она сердито посмотрела на него, но не могла сдержать улыбки.
— Так и получается, когда мужика по делу отправишь, а сама следом не пойдешь. Кофе будете пить? — обратилась она к Ларинену.
— Кофе, да покрепче! — Ниеминен был рад, что легко отделался.
Было уже поздно, когда Вейкко вышел от бригадира. Перед ним по тротуару шагали две девушки и над чем-то весело смеялись. Вейкко замедлил шаг. Ему было просто приятно видеть веселье других, тем более что он знал этих девушек. Одна из них была Светлана. Она тоже сразу узнала Вейкко.
— Гуляете? — дружелюбно спросила Светлана. — Это хорошо. Погода сегодня чудесная. Можно проводить вас?
— Это я бы должен проводить вас, — отшутился Вейкко. — Только поздно, да и лень.
— Ну уж лень! — с наигранным упреком сказала Светлана. — А я думала, вы добрый.
Вейкко взял девушек под руки, и так они дошли до угла, где им предстояло расстаться. Девушки беззаботно тараторили и громко смеялись. И Вейкко чувствовал, как у него тоже стало легко на душе.
На прощание Светлана вдруг сказала многозначительно: