Теперь к пийси придвинули стол с пузатым самоваром, и все уселись пить чай. Мать выключила электричество.
Сидели почти молча, но это молчание не удручало Вейкко. Наоборот, ему было приятно попасть в тепло после холодного ветра, приятен был старинный уют, напоминающий давно прошедшее детство, приятно было сидеть в кругу близких и родных людей. Его не спрашивали о новостях: знали и так, что они невеселые. Тетя заговорила о корове, которая вдруг не стала давать молока, хотя телиться ей еще не скоро.
Ольга, такая же быстрая и подвижная, как и прежде, все время вскакивала из-за стола то за полотенцем, то за ложкой, хотя все это было у нее под рукой.
Вейкко стал подтрунивать над ней:
— Ну как твой тракторист, еще покупает шоколадные конфеты?
— Так он же в городе! — удивилась Ольга. — Разве ты не знаешь?
— Пишет?
— Еще бы!..
В Кайтаниеми Ларинен задержался лишь на ночь. Было раннее утро, когда он со строителями спустился к берегу пролива. Вечером они приготовили для переправы четыре лодки, но сейчас по озеру Сийкаярви гуляли большие пенистые волны, и лодки могли взять гораздо меньше груза, чем предполагалось.
Ларинен хорошо знал почти всех рабочих, с которыми отправился строить новый поселок. Многие были родом из его деревни. Ему было радостно, что среди строителей был и Николай Кауронен, друг его детства. Высокий, плечистый и стройный, в ватнике, подпоясанном солдатским ремнем, он выглядел совсем как командир партизанского отряда в былые годы. Николай, как и его отец, был опытным плотником и сейчас руководил бригадой, состоявшей в основном из кайтаниемовцев. Ховатта Ларионов работал в колхозе, но большую часть времени проводил на строительных работах и в лесу. Ему, как и Николаю, было около сорока, но борода и слегка сгорбленные плечи делали его старше своих лет. Нийккана Лампиев, бывший счетовод колхоза, узколицый парень хилого сложения, был самым молодым в бригаде. Сюда прибыл и Ондрей Лампиев. Ниеминен сам предложил Ондрею завербоваться в бригаду, отправляющуюся на строительство нового поселка. И он охотно согласился, так как не ладил с бригадиром, и к тому же поселок был ближе к дому.
Пролив сердито бушевал, словно разгневанный тем, что люди разбудили его своим ранним приходом и стуком весел.
— Ты не имеешь права губить людей! — кричал Ондрей Ларинену, сверкая злыми узенькими глазками.
Он подошел к бригадиру и долго доказывал ему, что переправляться через пролив опасно.
— Понятно, ему жизнь надоела, но другие в этом не виноваты, — намекал Ондрей.
— Ты не шуми, а подумай сначала, о чем говоришь, — сухо заметил бригадир.
Старый Иивана Кауронен, пришедший провожать строителей, поддержал Ондрея:
— Нет уж, в такую погоду не пойдете на четырех лодках, это я вам говорю! Пора бы знать этот пролив!, На середине — перекрестные волны.
С мнением старика пришлось считаться.
Скоро достали еще три рыбацкие лодки, чтобы забрать весь груз. На них погрузили тяжелые ящики с инструментами и продуктами, старательно накрыв их парусиной.
Уже забрезжил рассвет, когда лодки спустили на воду. Труднее всего было отчалить от берега: мешал сильный прибой. Ударяясь о лодку, волны окатывали гребцов холодной водой.
— Скорее, скорее от берега! — напутствовал Иивана Кауронен. — Дальше не так сильно качает.
Старик был прав: дальше от берега лодки пошли спокойнее, и вода реже омывала спины гребцов.
На середине пролива лодки действительно попали во власть перекрестных волн. Это самое страшное, что может случиться с гребцами на озере. Волны с силой били спереди и с левого борта, и лодка, казалось, растерялась, не зная, какой волне поклониться. Когда нос поднимался на гребень забегавшей волны, все было хорошо, но как только лодка ныряла в образовавшуюся впадину, ее захлестывала сильная боковая волна.