— На память.
Девушка сморщила маленький носик, очищая рукавицей махорочные крошки с сахара.
— Тебе надо идти… туда, — проговорил он нерешительно и показал в сторону границы.
— Не гони меня, — проговорила девушка умоляюще и окинула его ласковым взглядом. — Может быть, хочешь спирта?
— Спирт? Откуда у тебя спирт?
— Обещаешь, что не выдашь меня?
— Я принесу тебе еще сахара, — обещал солдат. — Может быть, и консервов. Как тебя зовут? — он взял девушку за руку:
— Кертту или, если хочешь, Лесная фея. А тебя как?
— Иван, — ответил Оссиппа Липкин. — Когда и где дашь мне спирт?
— Приходи вечером в деревню, — она говорила шепотом, — не в те дома, что рядом, а к вдове Татьяне, это отдельно, в километре от других домов. Ни у кого не спрашивай дорогу, даже не показывайся. Иди по моим следам.
— А Татьяна как на это посмотрит?
— Ее не будет дома, не бойся. Только смотри, чтобы твой начальник не узнал. Говорят — он хитрый карел. Понял?
Липкин опять кивнул. Девушка повернула к горке и оттуда помахала на прощание рукой. А он продолжал свой путь прямо. Очутившись на другом берегу, поднялся, не торопясь, в лес и, лишь когда дошел до контрольной лыжни, дал настоящую волю лыжам.
…Домик вдовы Татьяны стоял вдали от деревни, тоже на берегу реки, но под защитой густых елей. Липкин уже знал, что домик не принадлежит Татьяне, она из другой деревни, лишь теперь почему-то устроилась здесь.
Был вечер, когда Липкин осторожно подошел к домику. Окна не светились, но он заметил, что через одеяло, которым было занавешено окно, еле пробивается слабый свет. «Интересно, будет ли видно снаружи, если держать горящую спичку перед окном изнутри?» — гадал Липкин. Это должно было послужить сигналом для товарищей.
Одна лыжня вела в деревню, след саней — к проруби, третий след — в лес. Оттуда и пришел Липкин.
Дверь была заперта. Липкин постучал. Кто-то вышел в сени.
— Кто там? — Это был голос девушки.
— Это я. Не ждешь меня?
Дверь открылась, и они вошли через холодные сени в тускло освещенную коптилкой комнату. Изба была очень маленькая, в углу — кровать, рядом с кроватью — стол.
Вот он, дворец «лесной феи». И сама она сияла радостью — с распущенными пышными волосами соломенного цвета, в длинном пальто, на босых ногах — тапочки из оленьей шкуры.
— Вот я и пришел, — Липкин снял шинель.
— Ставь ружье вон туда в угол, не могу на него смотреть.
— А почему ты одета? Здесь же тепло.
— Я могу снять пальто, — охотно согласилась она. Девушка скинула пальто на скамейку и осталась в одной ночной рубашке.
Липкин решил, что, наверное, в его роль входит протянуть к ней руки. Девушка убежала за стол, смеясь и грозя пальцем. Потом предложила:
— Садись за стол.
На столе были две чашки для кофе, бутылка спирта, ветчина, печенье, сахар. Липкин, довольно потирая руки, сел за стол.
Девушка снова подошла к нему и налила спирта в чашку.
— А себе? — спросил Липкин, не притрагиваясь к чашке.
— Боишься, что хочу тебя отравить? И всех-то вы подозреваете. — Она взяла чашку и залпом хватила спирт, запив водой. — Все еще боишься?
— Куда нам спешить? Значит, Татьяны нет дома?
— Ночует в деревне. Не бойся, тетя не подведет. Она сестра моей покойной матери.
— Так ты карелка?
— По матери — да. По отцу — финка. Выпей чашку, остальное можешь взять с собой. — Она снова наполнила чашку.
Липкин взялся не за спирт, а за талию девушки. Она села на его колени, но сразу поднялась, поморщилась:
— Какой ты грязный… Разденься. Стесняешься? А я ни чуточки, видишь? Даже рубашку могу снять. Ладно, я выйду на минутку, а ты тем временем разденься и ложись. — Она накинула пальто на плечи и вышла.
Оставшись один, Липкин подошел к постели. Под подушкой он нашел браунинг, под пуховой периной — острый нож пуукко.
Липкин взял папиросу, прикурил и долго держал горящую спичку перед окном, чтобы было видно его друзьям.
— Можно ли войти? — спросила девушка из сеней. — Мне холодно.
— Входи, входи…
— Почему ты не в постели?! — Она схватила подушку, подняла матрац, потом откуда-то достала другой нож и в бешенстве кинулась на Липкина. Тот выхватил у нее нож, оттолкнул от себя.
— Стойте на месте! — Он перешел на финский язык и обращался на «вы». — А теперь выпьем! — крикнул он громко.