— Скажите, кто ваш отец?
До сих пор она разговаривала сравнительно сдержанно, хотя руки, скрещенные на груди, нервно подергивались, а теперь она вдруг побледнела, снова заложила руки за спину, выпрямилась и заговорила неожиданно твердым голосом:
— Отец? Отца оставьте! Пишите обо мне что хотите, но отца не троньте. Понятно? Итак, на чем мы остановились?
Моя записная книжка лежала на столе, но в ней не прибавилось ни строки. Теперь я спрятал ее в карман и сказал:
— С вами что-то неладное. Вы чувствуете себя плохо. Я советую вам лечь и отдохнуть, а я уйду. Правда, я очень хотел бы узнать, почему вы умышленно клевещете на себя?
Она засмеялась:
— Так часто бывает: когда говоришь правду, тебе не верят, а ложь принимают за правду.
Она сказала это так естественно, что я подумал: может быть, в порыве она высказала правду о себе, как бы исповедалась перед собой?
— Я хотел бы поговорить с вами более спокойно. Давайте завтра?
— Нет! Я прошу: закончим сегодня, сейчас. А завтра… Оставьте меня в покое!
— До свидания.
— Прощайте.
Я снова отправился на скотный двор. Здесь стояла двуколка председателя. Из кормокухни раздавался громкий смех. Председатель кивком головы указал на миловидную девушку:
— Собираюсь выдать ее замуж за хорошего парня, а она ломается. Дисциплины нет у меня в хозяйстве.
— Председателя надо слушаться, — поддержал я шутку.
Но председатель уже деловито говорил дяде Петри:
— Нет, брат, клевер нужен лошадям. Сам понимаешь, какая пора. Ладно, пойдем посмотрим, подумаем. — И они вышли.
Я брел по деревне и думал о зоотехнике. Как будто все ясно: единодушное мнение о ней, ее поведение… председатель не может доверить ей даже составление отчета…
Обо всем этом можно и нужно писать остро, резко. А сегодняшняя беседа? Ведь она прямо диктовала мне, как фельетонисту… Но я видел, как она гладила больную корову, как, маленькая, беспомощная, шагала по грязи. А во время беседы… Нет, тут что-то неладное.
Решил ничего не писать, пока не встречусь с агрономом Дроновой. Ведь они вместе учились…
Через несколько дней я поехал в колхоз «Заря». Машина нырнула в сосновый бор, потом проселочная дорога пересекла широкое болото, и за холмиком — снова лес.
Мне повезло. В одном кузове со мной ехал председатель колхоза «Заря». Это был, как мне показалось, слишком молодой для такой должности парень. Ему бы на гармошке наигрывать, а не колхозом руководить. Но, прислушавшись к его беседе с попутчиком, я пришел к выводу, что ошибаюсь. Нельзя судить о человеке по внешнему виду: оказывается, он и на фронте был, давно в партии, председателем колхоза работает уже четвертый год.
Он обеспокоен. Все шло хорошо: к севу готовы, навоз вывезли, инвентарь отремонтировали, хотели сеять сортовыми семенами, но сейчас он узнал в районном центре, что у них отберут часть сортовых семян пшеницы, которые выхлопотала агроном колхоза Дронова еще зимой.
Прибыв на место, мы прошли в новый дом правления. Председатель послал в поле за Дроновой. Вскоре в комнату вошла высокая, стройная блондинка лет двадцати пяти, одетая в лыжный костюм и русские сапоги. К желтым пушистым волосам прилепилась маленькая шапочка. Через плечо висела полевая сумка.
Председатель поведал Дроновой неприятную новость о сортовых семенах. Меня поразило ее спокойствие. Вместо того чтобы горячиться, она улыбнулась и кивнула головой.
— Все? — спросила она, когда председатель закончил.
— Завтра-послезавтра приедут. Надо быть готовыми к сдаче.
Дронова подошла к телефону и, назвав нужный ей номер, заговорила:
— Иван Николаевич, я соскучилась — давно не слышу вашего голоса. Нельзя шутить? Ну, не буду… Семена вам нужны? Что, распоряжение самого Толванена? Ай-ай, печально! Но вот что: Толванену нужно сперва подготовить проект резолюции, потом провести заседание комиссии, потом утвердить ее решение, затем нужны наряды, после нарядов, сами понимаете, нельзя без накладных и после накладных новые наряды на транспорт. Нет, далеко не все. Ей-богу, я знаю эту процедуру. Учтите, если будет хоть малейшее отступление от формальностей, — ни зернышка не получите. Поэтому мы можем спокойно посеять все зерно… О, вы так хотите? Тогда учтите, что мы достали эти семена через министерство. Чтобы их отнять, вам надо начать с коллегии министерства. Ну, тогда мы сдадим. И даже в двукратном размере — новый урожай к тому времени снимем. Что, и это не нравится? Ну, не буду шутить, скажу серьезно: таких законов и решений вы не найдете, чтобы отнять семена, предназначенные для сева. Другие сорта нам не нужны… Да, я понимаю. Но я вам дам добрый совет: перестаньте мучить себя, все равно ничего не получите. Нет, мы жаловаться не пойдем. Если хотите — вы жалуйтесь. Будете бороться? Вызов принимаем. Только зимой, раньше нам некогда…