Поздно вечером вы можете видеть на улицах пары влюбленных, которые ведут себя довольно свободно, не обращая на вас внимания. Вы — посторонний и для них не существуете. Кое-кто в Финляндии пытается уверять, что в их стране все люди так и живут, не обращая внимания ни на кого и никому не мешая. Но мы знаем, что и в Финляндии далеко не так мирно, как иным кажется. Огромное множество газет, которыми заполнены пестрые киоски, ведут нападки друг на друга, отражая борьбу между различными партиями. Одни хвалят новый состав правительства, другие им недовольны. О борьбе говорят и огни реклам: купите, мол, у нас, только у нас. И уж, конечно, нет и не может быть никакого мира между предпринимателем и рабочим, между владельцем земли и батраком. Не представляет собою единого целого и финская литература, в которой тоже отражается борьба различных классов и политических течений.
Мы беседуем с одной дамой, считающей себя знатоком литературы. Она говорит глубокомысленно, подняв глаза к потолку и выпуская изо рта колечки папиросного дыма:
— Финская литература? Да нет же ее. Она только рождается…
— Простите, а Алексис Киви, Юхани Ахо, Эйно Лейно, Каарло Крамсу, Майю Лассила, Пентти Хаанпяя?.. — Мы перечисляем писателей, оставшихся в сердцах каждого финна.
Она презрительно морщится:
— Да, все это было, но это не то. Смотрите на большой Запад. Как мы отстаем!
Она признает только модернистскую литературу.
— И вы в Советском Союзе пишете о народе и для народа. Это же теперь не в моде…
Сама того не желая, она сказала нам лучший комплимент. Мы к этому и стремимся, чтобы писать о народе и для народа, чтобы жить жизнью народа.
Конечно, рассуждения этой дамы не могут характеризовать современное состояние литературных течений в Финляндии. Сколько здесь политических партий и течений, столько и разных группировок и течений в литературе.
Отрадно отметить, что книги карельских писателей, пишущих на финском языке, пользуются большой популярностью среди простых людей Финляндии… Мы имели возможность убедиться в этом при посещении многих финских городов. В Хельсинки делегаты съезда общества «Финляндия — СССР» говорили нам:
— Одно у вас плохо — мало вы пишете. И мало переводите. А откуда иначе, как не из ваших книг, мы узнаем о жизни в Советской Карелии и вообще о Советском Союзе. Пишите больше о лесорубах, о рабочих, об ученых…
В городе Лахти детина огромного роста спросил меня, запросто обращаясь на «ты»:
— Долго будешь здесь? — Потом он добавил: — Пишите.
Это уже относилось ко всем нам, карельским писателям.
По его тону я понял: он ждет не наших писем, а книг.
Встреча с этим великаном запомнилась мне, видимо, еще и потому, что рука его, когда он пожимал мою, показалась мне по-рабочему натруженной и сильной.
Остался в памяти навсегда и вечер, проведенный в Рабочем доме города Лахти.
— Слово предоставляется советскому гостю…
Любому оратору приятно, когда аудитория встречает его тепло. Но тут абсолютно никакого значения не имела персона оратора. Аудитория видела перед собой советского человека. И бурные аплодисменты переполненного зала были адресованы нашему двухсотмиллионному народу.
Если бы в зале уронили иголку, вероятно, ее падение было бы слышно, — в такой тишине люди слушали рассказ о Советском Союзе. А временами вдруг раздавался гром аплодисментов, длившийся несколько минут.
…Новые моря, новые города, очаги передовой науки в краю бывшей сплошной неграмотности, грохот моторов в карельских лесах. И эти великие преобразования рождают новый облик человека…
Чтобы рассказать об этом, нужно подобрать живые, убедительные примеры. Как-никак — аудитория необычная. Когда опять раздаются аплодисменты, веришь: тебя поняли!
— Но мы не говорим, что все гладко на нашем пути…
Да, это они знают. Они знают, что такое война. А у нас половина того времени, которое прошло после Октябрьской революции, ушло на войны и на восстановление разрушенного войной народного хозяйства.
— И теперь у нас трудности. И основная в том, что не хватает рабочих рук. Планы и задачи грандиозные, а народ «маленький» — чуть побольше двухсот миллионов человек…