Надя даже не предполагала, что он такой дорогой. Подобную роскошь она не может сейчас позволить себе. До зарплаты оставалось еще несколько дней.
На улице впереди их прошла молодая пара. Между ними шагал малыш примерно одних лет с Вовиком.
Вова посмотрел на них, затем вопросительно взглянул на мать. Ребенок, конечно, не имел ничего в виду, но Надю это больно задело. Она быстро свернула в переулок, хотя здесь им было дальше до дому.
Они шли мимо парка. За забором была спортивная площадка. Там играли в волейбол.
Надя любила эту игру, но ей редко приходилось участвовать в ней самой. Она остановилась посмотреть.
На площадке она увидела Володю, служившего обычно переводчиком Наде в разговоре с бригадиром Ниеминеном. Увидев ее, он перепрыгнул через забор, подхватил Вовика, опустил его по другую сторону ограды и перебрался сам. Наде ничего не оставалось, как последовать за ними.
— Идите поиграйте, — предложил Володя, — а я займусь вашим малышом. Как его зовут?
— Вы с ним тезки, — улыбнулась она.
— Ну, тогда мы непременно поладим! — засмеялся парень.
Кто-то подал на нее мяч. Надя едва успела перекинуть его через сетку, как мяч снова нашел ее. На помощь ей поспешила черноглазая девушка. Они столкнулись и громко рассмеялись.
Надя взглянула на лужайку. Володя стоял на четвереньках, а сын терпеливо старался посадить медвежонка ему на спину. Но мяч завладел ее вниманием.
Надя давно не играла с таким увлечением. Во дворе институтского общежития играли куда сдержаннее. И все-таки комендант пришел однажды предупредить, когда они подняли шум. Помнится, и Роберт любил наблюдать за игрой, хотя сам участия в ней не принимал.
Вспомнив это, Надя вдруг охладела к мячу.
Володя попытался уговорить Надю остаться, но она решительно отказалась.
Возвышенность за городом была залита лучами вечернего солнца. Река спокойно поблескивала. Высокие сосны и сараи на другом берегу ясно отражались в зеркальной речной глади. Вниз по реке тихо скользила лодка. На веслах сидел юноша. Он вдруг перестал грести. Весла повисли высоко над водой, и лодка казалась огромной птицей с узкими крыльями. На корме сидела девушка в белом платье. Юноша наклонился к ней и заговорил о чем-то, энергично жестикулируя, и тогда весла затрепетали в воздухе, словно птица-лодка делала отчаянную попытку взлететь.
Девушка сидела неподвижно.
— Не верь ему, девушка! — захотелось вдруг крикнуть Наде, хотя она и не знала катающихся.
Придя домой, она хотела накормить сына, но он так увлекся медвежонком, что не хотел ни о чем слушать. Понемногу глаза мальчика начали слипаться, и мать уложила его в постель.
После ужина Надя принялась за работу. С улицы доносились задорное пение под гармонь и звонкий смех. Она закрыла окно и задумалась: почему все-таки большинство бумаг подписано Лариненом, а не начальником управления?
На стройку уже затрачено столько средств, что дом должен быть готов и тридцать семей могли бы давно справить новоселье.
С улицы все еще доносились звуки гармони. Но Надя старалась не слушать. Для нее сейчас были важны только эти бумаги, рассказывающие о стройке, и покой маленького сына, крепко спавшего в своей кроватке.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Экскаватор насыпал высокий земляной вал, почти до половины заслонив низенькие окна домика Лариненов. В комнате было сумрачно, хотя на улице светило яркое весеннее солнце.
Две старые карелки сидели за столом, пили чай и угрюмо посматривали в окна, из которых не было видно ничего, кроме желтоватого песка да узенькой полоски синего неба.
Обе были родом из Кайтаниеми. Наталья Артемьевна — мать Вейкко Ларинена — и Окафия Осиповна — мать Нины Степановны. В деревне их просто называли Яковлиха и Теппаниха, что означало — жена Якова и жена Теппаны. Теппаниха частенько забегала сюда поболтать, благо времени у обеих было вдоволь, и к тому же у Яковлихи был большой самовар.
Теппаниха любила вспоминать прежние времена. Вот и сейчас она заговорила с глубоким вздохом:
— О-ох, и было же раньше сига да ряпушки!
— Ой, было, матушка! Было! И не говори! Никогда-то рыбка не переводилась, — подтвердила Яковлиха.
На самом же деле в их домах никогда не бывало много рыбы. Обе семьи жили в те «прежние времена» впроголодь.
Яковлиха придвинула гостье подрумянившийся сиговый рыбник:
— Ешь, гостьюшка, ешь!
И гостьюшка ела, похваливая старые времена.
— Было этих сигов во время нереста! Помню, идем мы, бывало, со стариком домой после лова, а спина так и гнется под кошелкой.