На противоположной стороне, недалеко от выхода, среди пустеющих рядов сидел Ажедаф. По бокам соседями профессора стали целители-приставы. Даже в помещении унопеланы оставили на голове неизменные треуголки, завидев которые, жулики сворачивали на другую улицу.
Осмотрев зал с внимательностью ищущего падаль грифа — не просочился ли сквозь двери какой наглый журналист, медиатор поправил воротник и начал:
—Добрый день, граждане. Моё имя Дасутэф Лекетерни, можно обращаться «гражданин медиатор». Сегодня нам выпала честь провести слушание по делу Ажедафа Эцилоки. Согласно документам, гражданин Эцилоки обвиняется в нарушении сразу двух статей закона: о санкционированных экспериментах (статья 116.3) и семейного кодекса, точнее, пункта, касающегося одиночек (статья 80.5). Прежде чем вынести вердикт, мы должны принять во внимание все подробности дела. Итак, уважаемый гражданин Эцилоки, расскажите нам, что подвигло вас на совершение такого поступка?
Ажедаф , не дожидаясь просьбы, встал:
— Одиночество. Уже девять кругов, как я вдов. Моя работа не располагает к душевной приязни, а рабочие отношения, несмотря на всю их интенсивность и собственную увлечённость наукой, не спасают от грусти наедине с собой. Я до сих пор не оправился от потери...
Ажедаф замолчал. Слова застыли комком в горле. Снова представилось лицо Дору.
— Соболезную, гражданин Эцилоки. Никто из здесь сидящих не согласился бы на вашу тяжкую долю. Но как же ваша работа, старания? Разве служение науке оставляет место для тоски? — Дасутэф сложил руки замком.
— Увы, да. Я готов работать сверхурочно, но далеко не все коллеги согласны на такое, у них свои жизни, а многие вещи в нашем деле в одиночку выполнить невозможно.
— Почему вы решили прибегнуть к эксперименту, а не решить проблемы в личной жизни, например?
— Я не мог и сейчас не могу представить рядом с собой кого-то, кроме неё. Эксперимент же — плоть от плоти, невольный потомок нас обоих.
— Что вас подвигло на рисковое решение гибридизации с ящерами, а не на элементарное искусственное выращивание эмбриона?
«Всё для этих целителей элементарно. Да и что ожидать от повелевателей, у которых ещё в училищном кодексе написано, что личность — это инструмент?» — подумал Ажедаф, а сам ответил:
— Возобладал научный интерес. К тому же, я обладал достаточными полномочиями, чтобы вести дальнейшую работу (начат был эксперимент в личных апартаментах) в закрытом секторе, к которому не имел доступа никто из рабочей группы.
— Говорите, Мону Адалики, — медиатор отозвался на поднятую руку одной из судей.
— Почему вы скрыли существование эксперимента? — проскрипела унопеланка. Даже по меркам моложавых ящеров она была стара, и морщины разрыхлили её когда-то гладкое лицо. — По всем признакам, генетика — перспективное направление ясмафской науки.
— Коллеги отказались бы участвовать, да и сверху вряд ли было бы получено разрешение. История Ясмафа насчитывает несколько схожих экспериментов в прошлом. В одном случае кровь ящеров с катализовали плазменными приказами и вливали в детей, чей возраст не насчитывал и круга. В других случаях прибегали к имплантации унопеланам и ящерам отдельных фрагментов: конечностей, хвостов. Третьи испытатели пересаживали нервные клетки. Несмотря на то, что некоторые результаты оказывались вполне жизнеспособными, ни один из них не дал ответ на вопрос, как же могло выглядеть промежуточное звено между нами и ящерами, а также откуда у нас появились способности, не присущие неразумным существам. Я зашёл дальше, составив смешанный геном.
— Позвольте вас прервать, — медиатор откашлялся. — Но анализ крови показал, что результаты вашего эксперимента не совсем чисты. Присутствует запрещённое к ввозу на территорию Ясмафской Конфедерации вещество — Субстанция. Как вы это объясните?
— Иногда среди задерживаемой пограничниками контрабанды попадается в том числе и Субстанция. Все экземпляры изымаются в пользу Совета, а уж Совет вправе решать, давать той или иной рабочей группе доступ к ним. У нас в распоряжении Субстанция была, кого угодно спросите об этом. К тому же, я не мог оставить Ойзина без способностей. В нашем мире это равносильно инвалидности.
— Что ж, ситуация прояснилась. Сколько времени вы планировали продолжать эксперимент?
—Я не знал. Не был уверен в том, что у меня вообще получится.
— Но в случае успеха вы пытались скрывать результат как можно дольше?
— Да. Я уже пожалел об этом. Мальчик очень страдал.
— Мальчик? Вы говорите о нём как об унопелане!
— А он и есть унопелан. Только особенный.
— Хорошо. Граждане целители, пригласите, пожалуйста, Ойзина Эцилоки.
Один из приставов поднял руку к лицу, шепнул что-то в передатчик. Автоматические двери раздвинулись, и судьи ахнули. В зал вошло нечто.
На первый взгляд, это был самый обычный ящер. Бежевая шкура. Трехпалые передние и задние лапы. Тонкий, как хлыст, и длинный хвост. Узкая вытянутая морда с пильчатыми зубами. Только стоял он необычно прямо для ящера, оперён не весь — лишь на коленях и сгибах локтей да смотрел осмысленно, слегка испуганно чистыми голубыми глазами.
Ойзин вжал голову в плечи, когда приставы приблизились к нему. Пара улыбок и вежливое обращение успокоили его. Малыш уселся рядом с отцом.
— Простите, а что это за чудо техники на его шее? — раздался голос одного из судей.
— Гражданин Клайд Эрмеури, закон писан для всех, если желаете нарушить тишину, то поднимайте руку, — заворчал Дасутэф. — Гражданин Эцилоки, отвечайте.
— Динамик, — Ажедаф погладил пластиковое кольцо с решёткой на уровне ключицы. — Ойзин от рождения нем. К сожалению, гортань не позволяет ему говорить, но гудеть и рычать, как обычные ящеры, он способен. Потому пришлось заказать вещь у мастера, чьё имя я оставлю неизвестным, он не знал, какому существу вещь предназначена. На висках я закрепил датчики, фиксирующие мозговую активность и трансформирующие осознанные, чёткие волны в осмысленную речь.