— Как так?
— Вы ухлопали на меня миллионы, а я сижу и ничего не делаю.
— Это придет… придет…
— А если не придет, что тогда?.. Убьете?
— Что за мысли! Зачем нам это? Мы вернем вас в ваше прежнее ничтожество. Только тогда оцените рай, который мы вам здесь уготовали. Эту лабораторию, что не удостаиваете взглядом, будете вспоминать, как упущенное счастье!
Нерон отошел, довольный смущением и бледностью молодого человека.
По радио объявили, что в цюрихском университете производятся опыты искусственного возбуждения той группы клеток головного мозга, на которую он первый обратил внимание.
— Не хотите ли взглянуть на редкий эстамп только что поступивший в вашу коллекцию? — подошел к нему один из сотрудников.
Ответа не последовало. Петроний сидел, как насквозь простреленный, не успевший еще упасть. От обеда он отказался. Вместо столовой отправился в кабинет и просидел над чертежами весь остаток дня и всю ночь. К утру его увидели в лаборатории склоненным над одним из аппаратов.
С этого дня, механизмы перестали крутиться впустую. Началась работа над величайшим изобретением, когда-либо задуманным в мире.
* * *Он сразу понял разницу между специально оборудованной лабораторией и нетопленной квартирой нищего изобретателя на рю Эскудье.
Для производства опытов приводили угрюмых, точно приговоренных к казни людей. Он надевал им на головы скафандры, запирал в камеры, сделанные по его чертежам, проверял действие им же самим открытых токов на те части мозга, о которых еще в Париже неосторожно проговорился:
— Кто подберет к ним ключ, тот будет повелевать миром.
Месяца два прошло в упоительном труде. Мысли шли густо, как рыба в камчатских реках. Он сам поражался количеству сделанного: новые лучи, усовершенствованные приборы, прояснение отдельных частей будущей машины, что призвана подчинить себе все прочие машины земного шара.
Что когда-то предчувствовалось, мелькало неясными намеками, — рождалось, теперь, в цифрах и уравнениях. Не верилось, что привязавшаяся вздорная мысль, почти мечта, начинает воплощаться и становиться реальностью. Теперь ясно, что он ничего не выдумал; всё это существовало от века, никем не замеченное.
Видя с какой жадностью и поспешностью фотографировались его чертежи, рисунки, вычисления, пометки, каждое слово занесенное на бумагу, он не испытывал ни подозрительности, ни ревности, он не решался приписывать столь громадное открытие простому серому веществу своего головного мозга.
Только один раз ему захотелось победных кликов, похвал, обожания. Это было после семи часов непрерывной лихорадочной работы, когда лист за листом покрывался вычислениями и формулами. Положив перо, он ясно ощутил, что еще три-четыре таких победы за письменным столом, и в мире произойдет непостижимое, о чем сейчас догадаться никто не в силах.
«Знаешь ли, что мною совершено?» — спрашивало его лицо, обращенное к единственному свидетелю торжества.
«Знаю», — отвечали печальные глаза.
* * *Не подлежало сомнению, что Эвника не простой «стимул к творчеству», как с улыбочкой говорил Нерон, а приставлена к его душе, — доверенный агент, самая сильная фигура в игре Нерона. Но она была единственным человеком не внушавшим страха. Вдыхая запах цветка, Петроний не хотел думать об отраве. Тревога его началась с того дня, когда в ласках девушки он почувствовал большее, чем исполнение обязанностей любовницы важного пленника. Потом появились эти печаль и бледность.
— Вам меня жалко? — спросил он однажды, когда они сидели в зале.
Не успел он это сказать, как из сада потянуло сквозь узорные решетки окон застоявшимся воздухом, точно из подвала. Это было не впервые, продолжалось всегда одну-две минуты, но работа после этого долго не шла ему на ум. Сотрудники в таких случаях уверяли, что ничего не слышат и не чувствуют. На этот раз он решился спросить Эвнику.
— Я теряюсь в догадках. Меня берет тоска и страх. Я хочу знать..
Заглянув в глаза он понял, что ей всё известно, и что в тайне его похищения есть иная тайна.
Еще тягостней было другое событие: среди бела дня наступила непроглядная тьма.
— Что случилось?
— Ничего, — ответили ему спокойно, — а что вы хотите сказать?
— Как что? Почему вдруг темно стало?
— Я вас не понимаю, — ответил тот же голос, — никакой темноты.
— Так значит я ослеп! Я ничего не вижу!
Он протер глаза, вскочил, хотел бежать, но его взяли с обеих сторон под руки.
— Успокойтесь, вы немного переутомлены, всё сейчас пройдёт.