— Нам сообщил об этой сети адмирал Вильгельм Канарис, — сказал он наконец.
— Канарис?!
— Естественно, через одного из своих эмиссаров. Это было в сорок третьем, в конце лета. Возможно, это вас сильно удивит, но Канарис был одним из предводителей Schwarze Kapelle. Он хотел получить от Мензайса и Интеллидженс Сервис поддержку, чтобы свергнуть Гитлера и закончить войну. В знак своей доброй воли он сообщил Мензайсу о существовании сети Фогеля. Мензайс проинформировал об этом Службу безопасности, и уже вместе мы придумали схему «Литавры».
— Начальник разведки Гитлера — предатель. Замечательно. И вы, естественно, все это знали. Знали уже тогда, когда меня назначили вести это дело. Та ваша речь о предстоящем вторжении и планах дезинформации... Она была заблаговременно подготовлена для того, чтобы гарантировать мою слепую лояльность. Дать мне дополнительную мотивацию и сориентировать в нужном вам направлении.
— Да, боюсь, что так.
— Выходит, у операции было две цели: обмануть их насчет целей «Шелковицы» и одновременно вытащить на свет божий агентов Фогеля, чтобы мы могли их нейтрализовать.
— Да, — согласился Бутби. — Была еще и третья цель: подбросить Канарису хороший материал, чтобы его не потащили на плаху. Нам меньше всего было нужно, чтобы разведка перешла в руки Шелленберга и Гиммлера. Ведь абвер был полностью парализован, и его работа фактически направлялась нами. Мы знали, что, если организацию возглавит Шелленберг, он прежде всего займется проверкой всего, что делал Канарис. Но тут мы, увы, оплошали. Канариса сбросили, и Шелленберг наконец-то подчинил себе абвер.
— Если так, то почему же операции «двойной крест» и «Конвой» не пошли прахом с падением Канариса?
— О, Шелленберга куда больше интересовало наведение порядка в своей новой империи, чем засылка в Англию новых агентов. Он был занят организационными перестановками, реорганизацией отделов, изучением личных дел сотрудников и тому подобными вещами. За пределами страны он сместил, а в значительной части уничтожил опытных офицеров разведки, верных Канарису, и заменял их неопытными ищейками, преданными национал-социалистической партии и СС. Тем временем офицеры-оперативники в штабе абвера шли на все, чтобы доказать, что агенты, действующие в Великобритании, живы, здоровы, свободны и поставляют подлинную информацию. Причина проста: это был для них вопрос жизни и смерти. Если бы они признались, что их агенты работают на противника, то отправились бы с первым поездом на восток. Или куда похуже.
Некоторое время они шли молча. Вайкери поспешно приводил в порядок всю новую для него информацию. У него кружилась голова. У него возникла тысяча вопросов, и он боялся, что Бутби в любую секунду может замкнуться и оборвать этот разговор. Поэтому он выстроил вопросы в порядке важности, обуздав свои кипящие эмоции. На солнце набежало облако, и сразу сделалось прохладно.
— И это сработало? — спросил он.
— Да, причем блестяще.
— А как же радиовыступление лорда Гав-Гав? — Вайкери слышал его своими ушами, сидя в гостиной дома Матильды, и от того, что он тогда услышал, его кинуло в дрожь. «Мы точно знаем, для чего вам нужны эти бетонные коробки. Вы думаете, что вам удастся затопить их у наших берегов и напасть на нас. Что ж, мы хотим помочь вам, парни...»
— Оно вызвало панику в Верховном командовании союзников. По крайней мере, так это выглядело, — самодовольно добавил Бутби. — Лишь очень узкому кругу офицеров было известно о дезинформационной операции «Литавры», и они поняли, что это всего лишь заключительный акт нашего спектакля. Эйзенхауэр телеграфировал в Вашингтон и попросил прислать пятьдесят конвойных судов, чтобы спасать команды в том случае, если наши «Шелковицы» будут потоплены во время переправы через Канал. Мы удостоверились в том, что немцы знают об этом. Тэйт, наш двойной агент с фиктивным источником в ГШСЭС, передал информацию о запросе Эйзенхауэра своему диспетчеру из абвера. Через несколько дней японский посол совершил поездку по побережью Франции, осматривая сооружения береговой обороны, и имел беседу с Рундштедтом. Рундштедт рассказал ему о «Шелковице» и объяснил, что агент абвера, дескать, выяснил, что это плавучие зенитные дивизионы. Посол переслал эту информацию своему правительству в Токио. Эта радиограмма, как и все остальные сообщения японского посольства, была перехвачена и расшифрована. И тогда мы узнали точно, что наши «Литавры» гремят вовсю.
— Кто руководил всей операцией?
— МИ-6, естественно. Они ее задумали, они ее начали, и у нас не было никаких оснований пытаться вырвать ее у них.
— Кто знал о ней в отделе?
— Я, генеральный и Мастермэн из Комитета «двойного креста».
— А кто занимался координацией?
Бутби посмотрел на Вайкери:
— Брум, конечно.
— Кто такой Брум?
— Брум это Брум, Альфред.
— Но есть все-таки еще одна вещь, которую я никак не пойму. Зачем нужно было обманывать собственного сотрудника?
Бутби чуть заметно улыбнулся, словно его встревожило какое-то давнее, не слишком приятное воспоминание. Пара фазанов взметнулась из-под живой изгороди и устремилась поперек оловянно-серого неба. Бутби остановился и уставился на облака.
— Кажется, собирается дождь, — заметил он. — Пожалуй, лучше будет потихоньку возвращаться.
Они повернулись и пошли обратно.
— Мы обманули вас, Альфред, потому что хотели, чтобы другая сторона восприняла все за самую чистую монету. Мы хотели, чтобы вы предпринимали все те шаги, которые делали бы при обычном расследовании. Вам также совершенно не нужно было знать, что Джордан все это время работал на нас. В этом не было необходимости.
— Мой бог! — воскликнул Вайкери. — Так значит, вы вертели мной, как любым рядовым агентом. Вы использовали меня втемную!
— Можно сказать, что так.
— Но почему для этого выбрали именно меня? Почему не кого-то другого?
— Потому что вы, как и Питер Джордан, идеально подходили для этой роли.
— Не могли бы вы это объяснить?
— Мы выбрали вас, потому что вы умны и находчивы и при нормальных обстоятельствах заставили бы агентов абвера хорошенько побегать для того, чтобы они могли отработать свое жалованье. Мой бог, да вы же чуть не разгадали обман, причем как раз тогда, когда операция уже шла полным ходом. Мы выбрали вас еще и потому, что неприязнь между нами достигла легендарных масштабов. — Бутби приостановился и в упор взглянул на Вайкери. — Вы были не слишком осторожны, высказывая свое крайне невысокое мнение обо мне остальным сотрудникам. Но прежде всего мы выбрали вас потому, что вы были личным другом премьер-министра, и абвер об этом был осведомлен.