Мой учитель вздыхал и снова предлагал снять блокировку. А я снова стояла на своём: не трогать! Причём, очень часто, уже лёжа ночью в кровати, я не понимала собственного упорства. Ну что тут такого? Ну снимут с меня заслоны – так мне ж учиться легче станет… Но потом наступало утро, и в голове словно что-то щёлкало, выставляя на лоб яркий транспарант: «Не влезать – убьёт!»
Не скажу, что мне было легко учиться. Неа! Все эти длинные перечни трав, ингредиентов, колдовских амулетов, всевозможных аспектов астрологического влияния Сатурна и Плутона порой приводили меня в уныние, и я не была способна запомнить и половины из них… Но потом перед глазами появлялся золотистый отблеск глаз моего обожаемого наставника… и я снова садилась за учебники. Конечно же, я осознавала, что учиться нужно, в первую очередь для себя, а не для кого-то. Но для себя у меня обычно получалось лишь вызубрить колонку древнедраконьих эпитетов, ну, или там, перевести эльфийскую песенку. А вот для Сайруса я могла часами штудировать неподъёмные горы учебников…Поэтому я подумала-подумала и решила, что если мой замечательный, неподражаемый, великолепный учитель будет для меня стимулом, то в этом нет ничего плохого. И не зря: видимо только благодаря этому своевременному решению мне удавалось держаться на высоте. А ведь задания с каждым разом становились всё сложнее и сложнее. Я знала, что на старших курсах добавится магическая зоология и бестиарий, история магии и колдовства… и, что страшнее всего, защита от тёмной магии, которую нам будет преподавать Терек. Уж этот-то мне спуску не даст, а потому уже сейчас нужно брать себя в руки и продолжать заниматься…
А потом ещё одна катастрофа навалилась на мою голову. Мыш и Юржик учились читать и довольно-таки успешно… И всё бы ничего, если б не тот факт, что едва я обучила их основам грамоты, они своровали где-то в комнате у мальчишек кусок злополучного «Тролльего и гоблинского языка». И теперь, к моему стыду и покрасневшим ушам в комнате то и дело раздавались прочитанные громко и с выражением разнообразные фразочки, типа: «выколуп-выкодуй», «хмубр влахатый», «юпта за жупту», или эпическое: «Вадур всаданул Бадура по думпе влахатой граблицей» с похабным переводом и диким хохотом в качестве аккомпанемента.
Я честно пыталась отобрать у бессовестных безобразников сей монументальный труд, но и тут была остановлена гоблинской крылатой фразой: «Не маць гвювно – не бвунет смюрденеть!», что в самом облегчённом переводе значило: «Не буди лихо, пока оно спит!»
Я вздохнула и потребовала, чтобы вредные грызуны читали это вопиющее непотребство про себя и не мешали честной девушке учиться, и выдала им для тренировки кусок длинной баллады о доблестном рыцаре Хрюнкаре. Непочтительные звери захрюкали от смеха над именем несчастного рыцаря, но балладу прочли… сопровождая каждый благородный подвиг комментариями из гоблинских крылатых выражений. Я махнула рукой – испортились оба, обнаглели совсем, а у меня на их воспитание просто нет времени.
Хуже всего у меня обстояло дело с физической подготовкой. Фарли ожесточённо гонял меня деревянной дубинкой, носившей гордое название «тренировочный меч», по плацу, но так и не продвинулся в обучении трусливо улепётывавшей от него меня благородным приёмам боя на мечах. Когда же я попыталась метнуть кинжал в учебную мишень, то едва не выбила глаз насмерть перепугавшемуся Юкини. Бледный подмастерье кинжалы у меня отобрал и больше к ним и близко не подпускал, заявив, что у меня «метательный кретинизм». С тех пор бывшая «великолепная четвёрка» старательно меня избегала, решив, вероятно, что я собралась сжить их со свету. Я лишь пожимала плечами: стыдно было признаться, что оружие, словно живое, просто выскальзывает у меня из рук, то и дело норовя угодить кому-нибудь в незащищённую (а лучше всего – мягкую) часть тела. Очень скоро не составило труда понять: старайся – не старайся, а у меня больше шансов стать оперной певицей в Ланкаре, чем мечницей здесь, в Академии… Зато в беге мне не было равных! В попытках избежать «одубинивания» тренировочным мечом, я уже свободно перегоняла самого Фарли, причём как на коротких, так и на длинных дистанциях. Подмастерье хмурился, щурился, фыркал и, в конце концов, заявил, что, раз с оружием я управиться не способна, то бег мне пригодится точно.